«Фактически будет ограничена свобода слова»

Неделю назад ректор ВШЭ Ярослав Кузьминов заявил “Ъ”, что в ближайшие пять лет его университет полностью откажется от чтения лекций — вместо них профессора «Вышки» будут записывать собственные онлайн-курсы. Он пояснил, что к 2018 году традиционные лекции превратились в «профанацию»: студенты на них не ходят, а у преподавателей не остается времени на исследовательскую работу. Это заявление всю неделю горячо обсуждается в образовательном сообществе — у реформы господина Кузьминова нашлись и принципиальные противники, и искренние сторонники. “Ъ” собрал наиболее интересные мнения из соцсетей. Для удобства читателей часть из них цитируется в сокращенном виде.

Дмитрий Асташкин, доцент НовГУ, старший научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН

За 11 лет преподавания я понял, что нельзя сводить аудиторные часы к озвучиванию текста. Это тонкое вербальное и невербальное взаимодействие. Как писал А. Чехов в «Скучной истории», на лекции «приходится изображать из себя и ученого, и педагога, и оратора». Важно чувствовать аудиторию и выстраивать рассказ под нее. Где-то ввернуть шутку для оживления интереса, где-то дать региональный пример.

Краткое преподавательское счастье — когда студенты аплодируют удачной лекции. Видеоформат этого не заменит.

К тому же видеолекции, боюсь, могут привести к увольнению преподавателей. В региональных вузах и без того режут ставки под соусом оптимизации. А замена аудиторных часов видеоконтентом — удобный повод провести сокращения.

Кирилл Шамиев, студент Центрально-Европейского университета (ЦЕУ)

«Вышка» продвигает очень интересный эксперимент, который может заменить стандартные лекции на занятия с онлайн-компонентом. Мне кажется, на данном этапе развития российского образования в среднем это даст положительный эффект, однако будут и положительные, и отрицательные выбросы. Например, могут пострадать уникальные и потенциально мощные, но пока слабые по формальным показателям департаменты и преподаватели. Надеюсь, что такие недостатки сгладятся плохим исполнением — деканы и ректоры просто закроют глаза на неисполнение формального учебного плана (как это сейчас повсеместно делается). В любом случае все сводится к человеческому фактору преподавателя и руководителя, смогут ли они адаптировать учебную работу к использованию онлайн-компонента.

Например, можно попробовать отменить разделение на лекции и семинары (как в ЦЕУ), давать чтение (и просмотр онлайн-курсов) на каждое занятие, но в классе включать определенные куски онлайн-курсов в качестве толчка для обсуждения.

Я бы с удовольствием поучаствовал в таком эксперименте, конечно. Особенно по security studies, где в России есть два поля: силовые университеты (куда нет доступа) и (почти) ничего.

Андрей Десницкий, сотрудник Института востоковедения РАН, доктор филологических наук

Я сам люблю занятия онлайн, но это же полный абсурд, коллеги. Это какая-то оптимизация по принципу «числом поболее, ценою подешевле». Давайте еще театр заменим телевизором, а все концерты запишем раз и навсегда и выложим в интернет.

Николай Пере, основатель академии презентаций Bonnie & Slide

Ребята, что хочу сказать: не бойтесь учиться на онлайн-курсах! Это удобнее, это дешевле, это эффективнее, это будущее. Очный формат, конечно же, останется, но только на финальных стадиях обучения.

По нашим наблюдениям, обучаясь на онлайн-курсах, люди могут более гибко и эффективно усваивать материал, делать это в удобное им время, учиться на ходу и не испытывать стресс из-за более сообразительных коллег рядом.

Что же касается офлайн-курсов, они чаще дают сильное эмоциональное ощущение, что вы что-то узнали (поскольку если спикер/преподаватель яркий, то за ним интересно смотреть). Однако часто в сухом остатке остается сильно меньше. Так как преподаватель показывает один раз и нужно быть очень сфокусированным и готовым это усвоить.

Офлайн-курсы хороши, когда нужно получить какой-то уникальный и персональный ответ от лектора/спикера.

Но чаще всего 90% вопросов являются базовыми, какой бы это ни был аспект. И их можно «упаковать» в онлайн-курс.

Самый главный успех онлайн-курса — это сюжет, вовлекающий контент, отличная, не нудная, яркая упаковка, интересные задания и обратная связь по работам. И, конечно же, короткие уроки, которые можно выполнить за 20–30 минут и пойти дальше по делам, уже став сильнее в какой-то маленькой вещи, получив конкретный прикладной микронавык.

Анастасия Каримова, магистрант школы Флетчера университета Тафтса (США)

Российское образование чудовищно неинтерактивно, поэтому мало кому понятна возможная ценность физического присутствия в аудитории.

Мы в Тафтсе и Гарварде буквально перемещаемся по аудитории, а то и по кампусу во время занятий, знакомимся с новыми людьми, брейнстормим вместе, играем в деловые игры, делаем презентации, используем флипчарты, доски, а иногда даже клей, ножницы и бумагу (на прошлой неделе делали макеты продукта в упражнении по design thinking).

Половина обучения — это взаимодействие с одногруппниками, которое продолжается и после того, как лекция закончилась.

Виталий Аверин, координатор сети «Голос — за честные выборы»

Абсолютно поддерживаю инициативу ректора НИУ ВШЭ Ярослава Кузьминова. В наше время, когда информация и знания настолько доступны и потеряли свою былую эксклюзивность, аудиторные лекционные занятия — «это никому не нужно, это профанация». Настолько они неэффективны, бесполезны и бессмысленны. Лучше аудиторные занятия отводить под семинары и воркшопы.

Роман Мельниченко, ведущий научный сотрудник Волгоградского госуниверситета, доцент

Фатальная ошибка «Вышки». Отмена «живых лекций» приведет к деградации высшего образования. «Живые лекции» являются неотъемлемой частью высшего образования по ряду причин:

• Глубина просмотра живой лекции составляет 100%, а качественной видеолекции от силы 20%.
• Формат видеолекции напрочь отсекает важнейшую интерактивную составляющую.
• Отсутствие «живых лекций» приведет к профессиональному угасанию преподавателей, так как отсутствие новых, более продвинутых лекций законсервирует качество лекционного материала.
• В отсутствие живой подачи материала преподаватель не будет получать обратную связь от аудитории, что приведет к ухудшению качества его труда.

Ярослав Кузьминов смешивает понятие «лекция» и «плохая лекция», и вместо того, чтобы создать условия для производства качественного лекционного продукта, он с водой выплескивает ребенка.

Антон Боровиков, аспирант философского факультета МГУ

Абсолютно и полностью поддерживаю! Лекция как формат себя явно изжила. Это когда вместо сотни человек приходит 15, каждый открывает ноут и начинает печатать и смотреть только в него. Мучительно и слушать, и вести в такой среде. Здорово, что «Вышка» бросается на все новые эксперименты.

Алексей Куприянов, доцент НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге

Как идея в конкретной формулировке это предложение не представляется мне здравым. В особенности, зная, каковы подводные камни реализации.

Хорошую видеолекцию надо снимать как серьезное документальное кино. Дубли (и отбор лучших), монтаж, подключение нетривиальных визуальных примеров и т. п. Я не знаю, что получится при постановке всего лекционного дела на поток.

Книги, безусловно, лучше. Формулировки в них отточены, оговорки и опечатки выправлены, фактические детали сверены по источникам, все дидактические находки собраны вместе и т. д., и т. п. Я не понимаю, почему не дать студентам просто больше свободного времени для чтения и не снабдить их гайдами по необходимой литературе.

Несмотря на несколько волн благопожеланий, студенты сидят в аудиториях, как пришитые. Лучше бы они сидели половину—две трети этого времени в библиотеке и кружках взаимного обучения.

Заранее вызывает довольно серьезное беспокойство процедура доступа к разработке/ведению онлайн-курсов. Не буду писать об этом подробно, но, поверьте, все те темные безобразия, которые окружают процесс распределения нагрузки в вузах, здесь только обострятся. Я подозреваю, что на деле перевод поточных лекций в онлайн обернется не сокращением (как декларируется) нагрузки, а сокращением ставок и ростом реальной нагрузки на уцелевших преподавателей.

Сергей Егиев, докторант Университета Брауна (США)

Давайте честно признаемся, что «живые лекции» с дискуссией и интересным в разговоре профессором — это не самое распространенное явление. Распространено зачитывание собственных слайдов вслух с некоторыми уточняющими комментариями. В таких лекциях есть ценность, но нет ценности присутствия. Их можно заменить видео и сэкономить всем время.

Евгения Вежлян, доцент РГГУ

Прочитала лекцию про то, как в конце 80-х—начале 90-х начало формироваться современное литературное сообщество, из каких частей и какие разные факторы тому споспешествовали. Потом магистранты, обсуждая услышанное, разошлись, а две слушательницы остались поговорить со мной о своих возможных проектах.

Интересно, что скажут мои любимые магистранты тому, кто прикажет заменить наше общение видеокурсом?

Алексей Алмаматов, выпускник ВШЭ

Пожалуй, это самая дискуссионная тема дня. Образование — крайне консервативная система, поэтому любые инициативы в этой сфере необходимо подавать осторожно. Понятно, какую бурную реакцию вызовет в регионах эта идея.

Инициативы расширения онлайн-образования имеют смысл (учитывая перегруз преподавательского состава разнообразной бюрократией и лекциями, плюс отсутствие в России более глубокой специализации между лекторами и исследователями, чем в США, к примеру), особенно в части непрофильных для специальности предметов — однако не за счет семинарских занятий.

В части профильных предметов не готов судить позитивно. Здесь многое зависит от профессии, уровня лектора и построения курса, соотношения теоретической и практической части. Надо понимать, что живое общение с профессионалами прививает мотивацию и культуру. К хорошим лекторам хотят попасть, к плохим — нет. С другой стороны, лекции на 70–100 человек никуда не годятся, да и лектор с узким кругозором в исторической перспективе проиграет онлайну.

Татьяна Касаткина, ИМЛИ РАН

Вообще запись лекций и лекционных курсов — это, безусловно, хорошо. Полные записи гораздо лучше конспектов — и они, безусловно, нечто другое, чем учебники. И их хорошо собирать и распространять.

Лекция — это место, где внезапно новое знание рождается на глазах учащихся из большого объема уже имеющегося знания.

И это — самый важный опыт, который учащийся может вынести из своего обучения. И опыт этот хорошо бы фиксировать и делать доступным.

Но сказанное сразу показывает и невозможность, и бессмысленность проекта ВШЭ. Говорят, что так можно заменить много некачественного образования избранными курсами качественных преподавателей. Юмор ситуации, однако, заключается в том, что записать и крутить из года в год без ущерба для студента и, наоборот, с обеспечением дополнительных удобств ему можно только лекции НЕКАЧЕСТВЕННЫХ ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ:). Потому что только у них они действительно могут из года в год не меняться.

Лекция высококлассного преподавателя — это никогда не воспроизведение себя самого, это всегда новое построение материала — в зависимости от особенностей слушателей, которым он в этот раз читает, в зависимости от его собственных новых открытий, иногда заставляющих полностью изменить концепцию курса, прочитанного всего-то год назад, это иногда даже: «Простите, появились новые сведения/новая интерпретация — и я должна/должен посмотреть под новым углом на изложенное в прошлой лекции». Это изменение лекции в зависимости от результатов собеседования на последнем семинаре и т. д.

Андрей Мирошниченко, кандидат философских наук, коуч

Я считаю, что в XXI веке смысла в лекциях в принципе нет.

Давайте начнем разбираться с определения цели лекций.

Исторически лекция возникла в итальянских городах-государствах, когда местные богатеи решили взяться за образование своих чад. Но учить их было не по чем. Книг, как известно, в публичном обороте не было. Тогда аристократия скидывалась и арендовывала книгу у монастыря. Брала ее почитать по вечерам.

И вот человек, умеющий читать, стоял и читал книгу, а слушатели записывали, что успевали. Это и есть лекция.

Пересказ учебника авторитетного автора. Напомню, что именно такой была функция лекции и в массовом образовании.

И никакого секрета в том, что лекция — как пересказ учебника, нет. Когда я работал преподом, у меня в день было до семи пар, на которых я для разных аудиторий рассказывал одно и то же.

Через 30 лекций на одну и ту же тему я мог рассказывать ее не просыпаясь.

И я не видел смысла в таких лекциях прежде всего для себя. Я думал так: допустим, я запишу на видео все 30 лекций на одну тему, отберу лучшую и пусть смотрят себе. Или смонтирую из лучших кусков лучшую.

Часто звучат аргументы в том смысле, что препод создает некое магическое пространство коммуникации со студентами и вовлечения студентов в профессиональную страту и культурную общность. Во-первых, непонятно, зачем для этого лекции, а не, скажем, семинары, во-вторых, а чего функция лекции именно в этом?! Во вторичных целях? Их можно добиваться реальными коллективными исследованиями, а не шоу.

Короче, чем тратить время и деньги препода на бессмысленное повторение одного и того же, проще сократить его нагрузку и увеличить объем его времени на исследования и практические занятия.

Андрей Лаврухин, доцент НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге

Возникает вопрос, будут ли их смотреть студенты? По своему опыту могу сказать, что численность смотревших не превышает 2–3%, если они не встроены в систему онлайн-курса. То есть тут налицо падение интереса к онлайн-лекциям еще большее, чем в случае аудиторного формата. Если еще учесть, что лекции это будут не мировых звезд, а тех же преподов, к которым не ходят на очные лекции, то процент этих просмотров легко приблизится к нулю. То есть поставить на поток онлайн-лекции в отрыве от онлайн-курсов — это значит просто убить лекции как академформат. Станет ли от этого качество преподавания выше и лучше? Едва ли. Как студент и преподаватель, я, разумеется, имею и позитивный, и негативный опыт лекций. Но именно поэтому я могу сравнивать и делать выводы.

Когда этого формата не будет, мы просто утратим существенное дидактическое измерение: возможность выстраивать долгий нарратив, отслеживать и проводить связки между отдельными фрагментами и частями курса, видеть стратегически, общаться напрямую, «мыслить вслух» и тем самым инициировать мысль студентов (она всегда в этом нуждается, и лекционный формат позволяет студентам думать вслед и по ходу разворачивания мыслей преподавателем в одиночестве своего сознания — это очень полезный и важный опыт живого сопровождения потока чужих мыслей). Если учесть, что количество студентов в группах за последние годы выросло до 30 и выше даже в «Вышке» (на БА), то есть что индивидуализация аудиторного общения существенно редуцирована, то с отказом от лекций контакт со студентами может существенно пострадать, и он точно не будет компенсирован индивидуальным подходом на семинарах при таком количестве студентов в группе. Наконец, это будут и существенные символические издержки: то, что называется «аурой преподавателя», развеется напрочь. Можно, конечно, сказать «аминь» и поделом ему (порой с этим совершенно согласен), но ведь есть и исключения, которые оказываются определяющими для становления самостоятельно думающей личности. И именно из таких личностей-исключений и создается атмосфера, которая или есть, или ее нет.

Поэтому я бы точно не делал это начинание тотальным (все лекции у всех преподавателей), но сделал бы эту стратегию более гибкой и учитывающей нюансы, посмотрел, где опыт оказывается успешным, а где нет, и только тогда задумался о повсеместном внедрении.

Семен Кутателадзе, математик, профессор Новосибирского государственного университета

В предложениях ВШЭ есть важный аспект, который нельзя игнорировать. Фактически будет ограничена свобода слова, подразумевающая, в частности, возможность неконтролируемого общения. Преподаватель ограничен в праве реагировать на вопросы студентов и жизни, а студенты лишены права получить ответы на животрепещущие вопросы.

Великий Лузин писал: «Чем старее школа, тем она ценнее. Ибо школа есть совокупность накопленных веками творческих приемов, традиций, устных преданий об отошедших ученых или ныне живущих, их манере работать, их взглядах на предмет исследований. Эти устные предания, накапливающиеся столетиями и не подлежащие печати или сообщению тем, кого считают неподходящим для этого; эти устные предания суть сокровища, действенность которых трудно даже представить себе и оценить... Если искать каких-либо параллелей или сравнений, то возраст школы, накопление ею традиций и устных преданий есть не что иное, как энергия школы, в неявной форме».

Науку вынуждают терять преемственность поколений и, значит, научные школы. Фактически образование предлагают омертвить, лишить связи с сегодняшним днем.

Тоталитаризм подразумевает тотальный контроль, дозирование информации и ограничение общения. Так что предложения некоего ректора — пропаганда тоталитаризма, нападение не только на академические свободы, но и на свободу слова вообще.

Подготовили Александр Черных, Ксения Миронова