В одном из самых знаменитых, но не часто посещаемых дворцов Петербурга, Шереметевском, его нынешний хозяин, Санкт-Петербургский музей театрального и музыкального искусства, празднует юбилей. «100+10» — выставка невероятных достижений небольшого музея городского подчинения на пути превращения в институцию, с которой необходимо считаться. Со всем уважением к музею и выставке отнеслась Кира Долинина.
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко
Фото: Коммерсантъ / Евгений Павленко / купить фото
Эту выставку можно читать по-разному. Именно читать — потому что это очень внятный и обстоятельный рассказ. Точнее, несколько рассказов. Затейливое заглавие «100+10» отсылает к солидному возрасту музея, который официально открылся век назад, но за десять лет до этого как бы забил себе место под солнцем «Первой русской театральной выставкой» 1908 года. Все ровно так и было, но юбилейного в нынешней выставке вот только эти круглые даты. Здесь нет рассказа о том, с чего начинался этот почтенный музей, нет и исторического экскурса в его историю. Отличный очерк о директорах напечатан в каталоге, и, пожалуй, давно я не читала столь внятного повествования о превратностях судьбы маленького советского музея. От бывшей артистки Императорских театров Надежды Васильевой, первой хозяйки музея, заселенного в бывшую квартиру великого и ужасного Теляковского, до посаженной в 1970-х в красивое кресло назначенки из райкома партии, которая с годами превратилась в щит и меч музея, да еще и отвоевала для него новые территории.
Нет, эта выставка в первую очередь рассказ о том, каким Музей театрального и музыкального искусства является сегодня, каким он стал в последние десять лет — живым, богатеющим фондами на глазах, модным и этот свой статус старательно поддерживающим. Понятно, что только с бюджетом городского музея такое превращение невозможно. Поэтому история последнего десятилетия рассказана через новые поступления, львиная доля которых — дары.
И тут все сыпется на зрителя как из рога изобилия: невероятные сокровища из коллекции Нины и Никиты Лобановых-Ростовских, подаренные музею международным фондом «Константиновский» в 2013 году. Впервые выставленные вместе с ними недавние дары из личной части собрания Нины Лобановой-Ростовской. Уникальные материалы из архивов Сержа Лифаря и балерины Илларии Ладре. Полное собрание костюмов, сделанных Пьером Карденом для Майи Плисецкой. Костюмы, пуанты и фотографии современных звезд балета из собрания продюсеров Гаяне и Сергея Данилян и многое-многое другое. Зал за залом, десять мини-экспозиций готовы отчитаться за редкую по внятности отбора работу музея с потенциальными дарителями. Теперь музей готов к любым сюжетам: тут и портретная галерея театральных деятелей, тут и личные реликвии, и знаменитая на весь мир подборка театральных работ художников круга «Русских сезонов», и театральный гардероб разных десятилетий, и музыкальные инструменты (все-таки Шереметевский дворец — это «музей музыки»), и архивная часть с ценнейшими автографами.
Но не был бы театральный музей самим собою, и не была бы его директор Наталья Метелица одной из самых заметных фигур в музейном мире Санкт-Петербурга, если бы они ограничились отчетным показом «новых поступлений». Они превратили юбилей в головокружительную экспозиционную феерию. Режиссерами этой постановки стали немецкие дизайнеры Уве Брюкнер и Ульрике Шлемм (Atelier Brueckner), которых пригласили вместе с поддерживающим подобные музейно-художественные альянсы фондом «Про арте». Для выставки был придуман проводник — синий цвет, который ведет зрителей из зала в зал и высвечивает новые вкрапления в постоянной экспозиции дворца. Утрированная даже для склонного к ней рубежа XIX–XX веков шпалерная развеска превращает зал с графикой мирискусников в подобие драгоценной шкатулки. Подиум с балетными пачками заставляет задирать голову и уноситься мыслями ввысь, роскошная подборка фотографий последовательнейшего из театральных фотографов города Юрия Белинского, наоборот, приближает к великим почти на расстояние вытянутой руки. Тут все как бы немного перемешано: Карден и костюмы из эфросовских спектаклей, Бакст и фарфоровый Дягилев, сделанный пару лет назад, Кульбин 1913-го и Лифарь 1970-го, ноты, скрипки, куклы, часы,— но все вместе это виртуозно разыгранный спектакль о театре как таковом, всеядном и избирательном одновременно, о людях, ценящих историю даже в чайной ложечке, о памяти театра, искусства мимолетного по определению, но не исчезающего в памяти потомков веками.