С каждым днем войны из Багдада поступает все более противоречивая информация. Вчера корреспондент Ъ МИХАИЛ Ъ-ЗЫГАРЬ попытался прояснить ситуацию, и поговорил с багдадской журналисткой, работающей в одной из официальных газет Ирака.
Мы познакомились с Вафой в министерстве информации во время моей прошлогодней командировки в Багдад. Я тогда как сумасшедший бегал, пытаясь добиться аккредитации (дело практически безнадежное). А ей как раз дали задание в местной газете (кажется, в "Джумхурии") побеседовать с каким-нибудь иностранным журналистом, приехавшим в Ирак накануне войны. Решив, что я подхожу, она попыталась усадить меня в кресло и расспросить о том, нравится ли мне Багдад и поддерживают ли в России их войну против крестоносцев и сионистов. Я пообещал ей ответить на любые вопросы, но только при условии, что она поможет мне пробиться к нужному человеку, который дал бы мне разрешение на работу в стране. Без этого разрешения непросто передвигаться даже по Багдаду. После двух часов непрерывной (и совершенно бесполезной) беготни по министерству и ожидания то в одном кабинете, то в другом Вафа стыдливо протянула мне свою написанную от руки визитную карточку, вспомнив, что у нее много дел. Я было попытался напомнить ей про интервью, но она вежливо ответила, что у нее нет больше сил бегать по кабинетам, поэтому я могу выбивать аккредитацию самостоятельно, а она поищет себе кого-нибудь с китайского телевидения — они не выдвигают лишних условий.
Вчера я предпринял попытку взять по телефону ответное интервью у Вафы. Она вроде бы сразу меня вспомнила:
— Михаил? Конечно, помню. Как у вас дела?
Я сначала хотел пошутить, что все еще пытаюсь получить аккредитацию, но все же ответил, что у нас-то все в порядке — войны нет.
— Очень хорошо. И у нас все нормально.
— Что значит нормально? У вас же война... Бомбят...
— Ах да. Вы разве не знаете? Нас бомбят уже 12 лет. То больше, то меньше. Но так ничего не изменилось. Живем как обычно. Все прекрасно. Ничего не боимся.
Чрезмерная радость Вафы показалась мне странной, и я решил задать свой дежурный вопрос, не прячется ли она во время налетов в бомбоубежище. Оказалось, не прячется. Даже переспросила: "Какое бомбоубежище?", словно бомбоубежища — это выдумки журналистов и их в природе не существует. А я их в Багдаде сам видел. Хотя до сих пор все багдадцы, с которыми мне удалось поговорить, как один утверждают, что во время налетов остаются дома.
— Вы же в Багдаде наверняка ездили в "Аль-Амирию",— продолжала Вафа.— Помните? Там людей ничего не спасло.
В "Аль-Амирию" я ездил — это такой мемориальный комплекс в Багдаде. Во время "Бури в пустыни" там было бомбоубежище, где укрывалось несколько тысяч человек. В него попали две бомбы. Первая пробила крышу, а вторая — с напалмом — выжгла все внутри. До войны всех иностранцев возили туда и показывали обугленные стены, в которые впечатались тела погибших. Сейчас уже, наверное, не возят.
— Так что зачем нам бояться? Мы рады. У нас все очень хорошо. Аллах с нами, и мы будем защищать свою родину,— продолжала Вафа.
— А вы сейчас продолжаете работать?
Этот вопрос почему-то сбил журналистку с толку. Она меня несколько раз переспросила, словно не поняла этого простого вопроса или была к нему не готова.
— Я? Нет. Сейчас нет. Хотя вчера ездила в министерство, видела ваших журналистов с телевидения — у них все в порядке. А вы работаете? — почему-то спросила она меня. Может быть, вспомнила о том неудавшемся интервью.
— Да, конечно, пишем о вас...
Тут нас разъединили. Вновь дозвониться до Вафы мне удалось только через час. На этот раз к телефону подошел мужчина, ответивший, что Вафа ушла. Где-то вдалеке раздавался плач маленьких детей. На вопросы "Кто вы?" и "Как вас зовут?" — мужчина не обращал ровным счетом никакого внимания, как и на все остальные мои реплики. Мой новый собеседник только все время повторял: "Багдад гуд! Гуд Багдад!"
Потом мне все-таки удалось его разговорить. Он отвечал односложно, но все же рассказал, что в Багдаде ничего не боятся, всем довольны и будут сражаться. Пытаясь узнать от него то, что не успел выяснить у Вафы, я спросил, работает ли в Багдаде телевидение (ведь сообщали, что в телецентр попала бомба) и выходят ли газеты.
— Да, конечно! И "Бабиль", и "Джумхурия" и "Каддисия". И телевидение тоже работает — никакой бомбы не было. Все есть.
— А сильные ли в Багдаде разрушения, много ли жертв?
— Нет, мало. Почти нет. Разрушений тоже никаких.
На все остальные вопросы он отвечал в том же духе. Я решил вновь попытаться выяснить, скоро ли придет Вафа.
— Но, но. Вафа но,— вновь перешел на английский мой собеседник.— Багдад гуд. Еврисинг гуд.
Где-то на заднем плане продолжали плакать дети.