На фестивале в Венеции продолжаются конкурсные показы. На то, что качественную программу портят отдельные неадекватные фильмы, сетует Елена Плахова.
Никакой конкурс, даже самый отборный и престижный, увы, не обходится без случайных, необязательных или блатных участников. В Венеции они тоже есть — например, фильм «Ван Гог. На пороге вечности». Очередному байопику о жизни несчастного великого художника, снятому не столь великим, но более удачливым при жизни художником-режиссером Джулианом Шнабелем (с Уиллемом Дэфо в главной роли), не откажешь в профессиональных навыках. Однако ему совсем не место в конкурсе фестиваля, который призван искать и поощрять достижения киноискусства.
Точно так же не место в нем аргентинской судебной драме «Обвиняемая» Гонсало Тобаля. Одна девушка занималась оральным сексом с парнем, а другая их сняла и выложила в интернет. Через пару недель первую девушку обвинили в убийстве второй. Родители обвиняемой, чтобы отмазать дочь, продают почти все свое имущество за услуги адвоката, а отец еще вдобавок уничтожает ключевую улику. Процесс становится национальным событием, его комментирует главный тележурналист страны (Гаэль Гарсиа Берналь). Однако картина не становится ничем большим, нежели попыткой поспекулировать на клубничке эпохи социальных сетей.
А рядом показывают фильм Жака Одьяра «Братья Систерс» — перфектный с точки зрения формы, остроумный и при этом не столь холодный, как прежние работы этого французского режиссера, и даже гуманистический. Переместившись в эпоху американской золотой лихорадки и работая со звездным голливудским составом, Одьяр совсем не выглядит робким пришельцем, он уверенно управляет такими монстрами профессии, как Хоакин Феникс и Джон Си Райли, не говоря о Джейке Джилленхоле и Ризе Ахмеде.
Первые двое играют братьев-разбойников, для которых заказные «мокрые дела» — повседневная рутина. Один в свое время укокошил отца, пьет и дебоширит не по-детски, несет в себе ген насилия. Другой (чрезвычайно трогательный Райли) иногда мечтает о выходе из кровавого бизнеса — типа завести семью и открыть магазин, но не встречает от брата в ответ ничего кроме циничного зубоскальства или того похуже. Но вот, выйдя по заданию на след золотоискателя, братья мало-помалу заражаются его неожиданным в таком персонаже идеализмом, попутно приобщаясь к достижениям прогресса в виде зубного порошка и ватерклозета. Мораль хоть и комедийно травестирована, но отчетлива: человек способен меняться, человечество тоже. И даже меняться к лучшему. Безупречно выстроенное, срежиссированное и сыгранное кино отвечает высокому стандарту венецианского конкурса, одновременно услаждая и развлекая широкую публику.
Резко отходит от любого стандарта «Закат» Ласло Немеша — второй киноопыт венгерского режиссера после оскароносного «Сына Саула». Его авторский почерк ощутим и в траекториях камеры, как будто бы совершающей хаотичное броуновское движение, и в ключевом мотиве мономании. В первой картине обезумевший член зондеркоманды Освенцима искал и пытался похоронить своего (вероятно, воображаемого) сына, во второй сестра одержима наваждением найти (не факт, что реально существующего) брата. Дело происходит в Будапеште в канун Первой мировой в атмосфере декаданса и закатного морока Австро-Венгерской империи. Главная героиня Ириш устраивается модисткой в легендарный шляпный магазин, некогда принадлежавший ее отцу, а теперь превращенный в тайный бордель для королевской верхушки. Попытки пересказать дальнейшее развитие сюжета крайне затруднительны: фильм напоминает несущийся и меняющий направление ураганный вихрь, заколдованный лабиринт, безумный танец приближающейся смерти, доводящий до головокружения и тошноты. Радикальность этой затеи кого-то оттолкнет и побудит назвать ее неудачей, но на фоне выверенных, отшлифованных изделий венецианской программы этот фильм будоражит своей болезненной, тревожной красотой.