Вчера столица Франции весь день жила войной. Парижане слушали радио, смотрели телевизор и до хрипоты спорили о том, кто прав, кто виноват. С подробностями — спецкор Ъ во Франции НАТАЛИЯ Ъ-ГЕВОРКЯН.
— Буш хуже Саддама, чтобы вы знали, мадам,— поставил точку в нашей 15-минутной дискуссии шофер парижского такси, возвращая мне сдачу до сантима и всем своим видом показывая, что не возьмет от меня на чай ни копейки. Я и не собиралась — политические разногласия были слишком очевидны.
— Наташа, я подарю тебе сегодня цветы, не доставай кошелек,— молодой парень в кипе, у которого я обычно покупаю цветы в еврейском квартале на улице Розье, не комментирует ситуацию и не объясняет, почему делает мне недешевый подарок.
На улице чувствуешь себя как в пресс-центре — изо всех машин доносятся голоса дикторов радио, бесконечно рассказывающих о войне в Ираке на всех возможных языках. Радио слушают в магазинах, в овощных лавках, принадлежащих здесь в основном арабам. В барах включены телевизоры. Два основных канала — первый и второй — с раннего утра прервали программы передач и полностью переключились на ситуацию вокруг Ирака. В отличие от CNN, сделавшей заставкой "Удар по Ираку", французская заставка констатирует "Войну в Ираке".
Первое, что я услышала утром, включив телевизор, был комментарий какого-то местного специалиста по Ираку, который неоднократно "звонил Тарику Азизу и спрашивал, что же они будут делать. Ведь никакого особого передвижения иракских войск нет, никаких видимых приготовлений к войне со стороны армии не видно. Ох, что-то они там слишком спокойны. Скорее всего, собираются применить химическое оружие. У меня лично в этом сомнений нет!" — завершил жизнеутверждающе специалист по Ираку, который еще недавно требовал доказательств того, что у Багдада есть оружие массового уничтожения. То есть полностью разделял позицию президента Ширака: дать экспертам столько времени, сколько им понадобится, чтобы найти это оружие или не найти его.
Потом выступила дама, работавшая в Ираке еще до вторжения в Кувейт, и долго и подробно комментировала телеобращение Хусейна. Она говорила, что обычно ему пишут речи большими буквами, чтобы он мог обойтись без очков. Как раз в этот момент Хусейн перепутал листочки, на которых большими буквами была написана его речь, и, точно как Леонид Ильич Брежнев, начал читать сначала, повторив пару уже прочитанных фраз. "Саддам Хусейн выглядит усталым,— грустно констатировала дама, как будто говорила о своем близком родственнике,— впрочем, не вполне ясно, когда была сделана эта запись... и вообще он ли это..."
В связи с чрезвычайной ситуацией в мире вечерняя Le Monde вышла иначе, чем утром. Газета не утаила, что среди французских левых есть те, которые за войну. В том числе за войну оказался известный французский философ и общественный деятель Андре Глюксман, известный своими выступлениями против войны в Чечне. Он мотивировал свою позицию тем, что всегда выступает на стороне слабых. В Чечне он — за чеченский народ, а значит, против политики Москвы, а в Ираке он за иракский народ — значит, против Хусейна. "Я не смогу спокойно смотреть на себя в зеркало, если не сделаю что-то против Саддама",— объяснил свою позицию философ, дав понять, что и смерть диктатора будет благом. И не надо стесняться поддержать войну против Саддама, призвал господин Глюксман своих друзей среди европейских левых.
Но они стесняются. Левые оказались в сложной ситуации, рассуждает Le Monde. Какую бы позицию они ни заняли, она будет ассоциироваться с той или иной политической силой. Например, Ле Пен против войны в Ираке, поэтому левым не очень хочется оказаться с ним в одном лагере. С другой стороны, за войну левым вроде тоже как-то неловко ратовать. Правым, в общем, тоже нелегко. Некоторые из них считают, что Жак Ширак перегнул палку и Европа оказалась расколотой и ослабевшей. К тому же многим не понравилось, когда президент Ширак открыто наехал на страны Восточной Европы, поддержавшие, по крайней мере на словах, американцев, и фактически поставил под сомнение их будущее в Евросоюзе. Но открыто, публично поддерживать американцев сегодня во Франции решаются единицы.
"Ты опять сидишь за компьютером? Надеюсь, не проливаешь вместе с Францией и Россией слезы по Хусейну? — это звонит мой сосед американец.— Давай вечером обсудим обстановку". Давай, конечно, хотя что уж тут особенно обсуждать. Он-то, кстати, отложил запланированный на сегодня отлет в Нью-Йорк.
"Мадам же русская? То есть вам тоже не нравится война в Ираке?" — продавец сигарет внимательно заглядывает мне в глаза. Я загадочно молчу. В данном случае меня больше интересует, что война не нравится ему.
Парень на перекрестке подскочил к машине и возбужденно стал что-то мне втолковывать. Я автоматически перешла на английский, которым владею куда лучше, чем французским, и попросила спокойно объяснить, что ему нужно. "Американка!" — с нескрываемой брезгливостью бросил он и с чувством пнул машину ногой.
Это Париж сегодня, в первый день войны в Ираке.