Россияне привыкают жить в экономическом кризисе. Двадцатилетие дефолта 1998 года страна встречает, приготовившись к другому юбилею — десятилетию кризиса 2008-го и в ожидании дальнейшего ухудшения экономической ситуации. Какие уроки нам преподали эти потрясения, «Огонек» спросил у экономиста Евгения Гавриленкова — главного редактора «Экономического журнала Высшей школы экономики»
Фото: Сергей Воронин, Коммерсантъ / купить фото
— Каждые десять лет нас накрывает кризис: 1998, 2008, 2018-й. Что это: «роковая восьмерка» или случайное совпадение?
— Думаю, что преждевременно говорить о том, что 2018 год — кризисный для российской экономики. И тем более не очень корректно выстраивать цепочку с десятилетним шагом. Уместнее говорить о том, что весь период с начала 1990-го по 1998 включительно был кризисным. Несмотря на то что в 1997 году экономика выросла (на 1,4 процента), этот рост был явно искусственным и временно поддерживался фиксацией курса рубля. При этом бюджетный дефицит выходил за все возможные приличные рамки и финансировался под фантастические проценты в твердой валюте. В отдельные месяцы 1998 года текущие доходы федерального бюджета были меньше, чем расходы на обслуживание долга. Дефолт и фактическая ликвидация рынка ГКО в сочетании с девальвацией рубля позволили экономике, начиная с 1999 года, перейти к фазе роста, который позже был поддержан устойчивым ростом цен на нефть.
Кризис 2008 года — это в первую очередь кризис платежного баланса в сочетании с долговым кризисом банков и компаний. При этом правильнее говорить о кризисном периоде конца 2008 года и полном 2009 календарном годе, в котором спад ВВП составил 7,8 процента. Внезапное закрытие глобальных финансовых рынков и последовавшее падение цен на сырьевые товары привели к падению доходов бюджета и сокращению доходов российских компаний, которые в предыдущие лет 5–7 были активными заемщиками на внешних рынках. Возможность постоянного рефинансирования долга внезапно исчезла, и перестройка финансовых потоков, а также балансов банков и корпораций заняла некоторое время, в течение которого экономика не показывала признаков роста. Существенная часть внешних заимствований корпоративного сектора шла на покупку внешних активов. Продажа части этих активов помогла снизить остроту проблемы внешнего долга. В 2010–2011 годах экономика вросла на 4,5 и 4,3 процента соответственно, однако эти темпы были ниже, чем темпы роста ВВП в 2003–2007 годах, при том что цена нефти вновь выросла до уровня в 100 долларов за баррель.
Явные признаки торможения экономики наметились с середины 2012 года, и это не было связано с какими-то внешними шоками. В 2013 году рост ВВП составил всего лишь 1,8 процента, после чего последовали украинские события, рост ВВП под гнетом новых внешних ограничений замедлился до 0,7 процента в 2014 году. Следующие два года экономика находилась в рецессии, правда, не столь глубокой, как в 2009 или 1998 годах. В 2017 году рост ВВП составил 1,5 процента, и примерно так же или чуть медленнее экономика может вырасти в текущем году.
Таким образом, если связывать кризисы и «восьмерки», то в случае последней уместнее говорить о периоде с 2013 или 2014 года, в зависимости от того, какой точки зрения придерживаться стороннему наблюдателю, то есть является ли крайне невнятная экономическая динамика последних лет следствием сугубо внутренних факторов или она стала следствием внешнего давления. Кстати, среднегодовые темпы роста экономики за десятилетний период, с 2008 по 2017 год, составили всего лишь 1,1 процента.
— Есть ли основания надеяться, что 2018-й станет тем самым дном, которое так долго искали, и ситуация в экономике переломится к лучшему?
— Пока нет оснований утверждать, что 2018 год будет своего рода «дном», тем более что в текущем году ожидается все-таки некоторый рост ВВП. Если же пофантазировать на тему «восьмерок» и кризисов, то 2018-й — это год, когда США явно дали понять, что санкционное давление на Россию будет продолжаться практически вечно.
Как и раньше, букеты санкций будут приходить каждые несколько месяцев, причем характер этих санкций продолжит ужесточаться и скорее всего будет постепенно приближаться к тому, что испытывал на себе Иран.
Хотя вряд ли Россия получит полный букет санкций иранского дизайна, и не все страны, которые традиционно участвуют в такого рода торжественных мероприятиях, как вручение санкций, к этому присоединятся. В этих условиях существенная часть усилий российских компаний и банков будет направлена не только на то, чтобы строить долгосрочные бизнес-планы, но и на адаптацию к постоянно меняющимся внешним условиям. И это может негативно влиять на рост экономики. Не исключено, что стране придется существенно перестраивать модель экономического развития.
— Какие главные уроки мы должны извлечь из наших кризисов? Усвоили ли мы их?
— Если посмотреть на то, как развивалась экономика с 1992 по 2017 год, то из 26 лет экономика сокращалась в течение девяти лет (с 1992 по 1996 годы, в 1998-м, 2009-м и в 2015–2016-х). Если же добавить и годы с явно неубедительными темпами роста, то получается, что половину этого времени с экономикой было не все в порядке. Так что повторюсь: это не три «точечных» кризиса с десятилетним шагом.
Тем не менее много уроков было усвоено. В стране поддерживается на очень хорошем уровне бюджетная дисциплина (кризис 1998 года — это был в первую очередь кризис госдолга). Плавающий курс валюты не позволяет накапливать серьезные внешние дисбалансы (как это было до 2008 года). Нет серьезных внешних долгов (как у государственного, так и у негосударственного сектора). Снизилась инфляция, что также ограничивает реальное укрепление курса рубля. Пока только не удалось понять, как перейти к траектории стабильного роста экономики с приемлемыми темпами.
Евгений Гавриленков
Фото: Григорий Собченко, Коммерсантъ
— Есть ли у нас шанс выкарабкаться? Или в обозримом будущем нас ждет только стагнация?
— Шансы всегда есть. Но простого ответа на эти вопросы ожидать не надо. Не все можно просчитать. Как следует из известных положений квантовой механики, мир, хотя он и состоит из счетного количества элементарных частиц, не всегда подчиняется детерминированной логике. Скорее можно говорить о вероятностном характере основ мироздания. Наблюдения, развитие, эволюция — это взаимодействия. Взаимодействия же меняют не только траектории движения объектов, но могут изменить и сами объекты. Все это полностью применимо и к социально-экономическим процессам.
