юбилей литература
Исполнилось 90 лет со дня рождения Героя Социалистического Труда (1973), лауреата Сталинских (1941, 1942, 1950), Ленинской (1970) и Государственной (1976) премий, депутата Верховного Совета СССР, секретаря Союза писателей СССР, московской (1965-1970) и российской (1970-1992) писательских организаций, почетного председателя Международного сообщества писательских союзов, трижды автора государственного гимна (1943, 1977, 2000), поэта-орденоносца Сергея Михалкова. Общий тираж его книг превысил 300 миллионов экземпляров. О юбиляре — МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
Существует стереотип "сталинского наркома" — молодого, энергичного, жестокого, в одночасье вознесенного во главу целой промышленной отрасли. Советская литература была частью планового хозяйства, а Сергей Михалков — таким же выдвиженцем, как танкостроитель Вячеслав Малышев или строитель Норильска Авраамий Завенягин. Железным наркомом детской литературы, бессменным членом писательского политбюро. Мальчик из интеллигентной семьи, выросший в Пятигорске, рано начавший печататься, мыкавшийся в столице чернорабочим на ткацкой фабрике, стал любимцем Сталина (а в 1943-м и его соавтором в написании гимна) наутро после публикации в 1936 году в "Известиях" колыбельной "Светлана". Просто день выдался удачный: как гласит легенда, день рождения Светланы Сталиной.
Жизнь сталинских наркомов не была медом. Они сгорали на работе, совершали роковые ошибки, хоть за что-то да посыпали голову пеплом. Поколение Сергея Михалкова — это раскаявшийся в романтическом сталинизме Константин Симонов и не переживший смерти вождя Борис Горбатов, ставший либеральным редактором Александр Чаковский и наглухо забытый Семен Бабаевский. В Сергее Михалкове поражает не столько идеальная, восходящая прямизна карьеры, сколько нечеловеческая, почти мистическая уверенность в себе, способность примирять непримиримые детали биографии.
Четыре ордена Ленина (не считая прочих высших советских наград) — с орденами Святого Сергия Радонежского (1993) и Святого благоверного царевича Дмитрия (1998). Высмеивание царской России — с бережно, как выяснилось в 1990-х, хранимыми традициями даже не дворянского, а — бери выше! — боярского рода с ударением на втором слоге. Славословия Сталину (поэт восхищается им и по сей день) и Брежневу ("перед нами выступает человек с душой борца") — с гордостью за то, что ему довелось написать "гимн православной страны". "Доброту" как "жизненное кредо" — с уверенностью в том, что и Пастернак, и Синявский, и Солженицын, и не столь именитые отщепенцы получили при его активном участии поделом. Мало кто может так лаконично ответить на вопрос, совершал ли он в жизни ошибки: "Нет". Человек на все времена. Но для вневременной удачливости в России ХХ века человеческим в человеке приходилось жертвовать безоглядно. Возможно, что-то освобождающее от сомнений и страхов объяснила ему предсказательница Ванга, которую он четырежды навещал по совету болгарского партбосса Тодора Живкова.
Частная жизнь юбиляра тоже достойна восхищения. Сергей Михалков прожил 53 года с Натальей Кончаловской, утешив писательницу после ареста и расстрела в 1937-м ее близкого друга — поэта Павла Васильева. В 84 года, овдовев, женился на молодой женщине и даже обмолвился в интервью, что не прочь бы завести ребенка. У него двое сыновей, столь же удачливых и приближенных к власти, как и он, десять внуков, восемь правнуков. Все они красавцы, все они таланты, все они артисты.
Но все-таки главное в жизни поэта — его творчество, не правда ли? Написанное Сергеем Михалковым делится на три части. Лучшая и меньшая из них — безыдейная детская поэзия. "В этой речке утром рано утонули два барана", "мы едем, едем, едем", "нам купили синий-синий, презеленый красный шар", "забираются ужи к инженерам в чертежи" — бесспорная классика. Фальшивые ноты здесь скорее умилительны. "Он взял меня, как зверь" — это библиотечная книга жалуется на вандала-читателя.
Особняком стоят сатирические пьесы, киносценарии и басни — жанр, возрожденный юбиляром, опять-таки с санкции вождя, в середине 1940-х. Тяжеловесные, мертворожденные, они были симптомом позднего сталинского классицизма. Критика подхалимов перемежалась жуткими нотами типа пресловутой фразы "А сало русское едят", произнесенной в разгар травли "космополитов", или сетований на чрезмерную гуманность советского суда.
И тут начинается область незамутненной пропаганды, приемы которой Сергей Михалков, в отличие от иных коллег, гордо отказывался корректировать в угоду веяниям времени. Заменить в гимне "Сталина" на "партию Ленина", а затем на "хранимую Богом державу" — единственная уступка, на которую шел поэт. Он донес до 1990-х пафос даже не холодной войны, а совсем уж былинных 1930-х, когда дядя Степа пошел работать в НКВД, а похищенный зачем-то японцами пионер Миша Корольков отказывался сообщить им, сколько в его школе учеников. "Чистый лист бумаги снова / На столе передо мной. / Я пишу на нем три слова: / Слава / партии / родной". Такие стихи даже в позднем СССР не писали, разве что в Северной Корее.
Как они писали?! А во сне. Сергей Михалков вспоминает, что слова гимна его соавтору Габриэлю Эль-Регистану просто приснились. Правда, запомнил он не все, а лишь некоторые: "Великая Русь", "дружба народов", "Ленин". Знали бы об этом сюрреалисты, пытавшиеся извлечь из своих снов пугающие и лирические образы, обзавидовались бы.