Дети Татьяны и Ирины
История семьи Кондриковых-Кравченко кажется удивительной всем, кроме их самих. Сейчас у Ивана, Татьяны и ее мамы Ирины 17 детей, 14 из которых взяты из детских домов и специнтернатов. У каждого приемного ребенка свой диагноз и история.
Около часу дня девятилетняя Софья начинает истошно кричать. Наступило привычное время для обеда, и она проголодалась. Ее семилетняя сестренка Женя, видя мои слабые попытки успокоить вопящую девочку, говорит, что та ничего не понимает: «Просто хочет есть». Через минуту к Софье подходит Ирина, укладывает на спину и кормит. В комнате наступает тишина, слышно только чавканье получившего свое ребенка и то, как остальные тихо занимаются своими делами.
Как объяснила Ирина, Софья ест в горизонтальном положении, потому что по-другому глотать у нее почти не получается. Она одна из самых сложных детей в семье: с синдромом Дауна, аутизмом и целым букетом сопутствующих заболеваний. В похожем состоянии находятся еще Юля и Диана. Восьмилетняя Юля практически ничего не слышит и не видит, она не может двигаться, не разговаривает и, как признается Ирина, скорее всего даже не понимает, что происходит вокруг. Четырнадцатилетняя Диана с так называемым «синдромом кошки» тоже живет в своем маленьком мирке – практически все время сидит на одном месте, только тихонько перебирает пальчиками в воздухе. Она реагирует на окружающее так же, как и Софья, – только когда что-то начинает беспокоить.
Про чудо
Татьяна и Ирина так и говорят: «Это чудо». Чудом они называют не то, как пришли к тому, чтобы взять в свою семью особенных детей, а то, как этот шаг помог им родить собственных. Решение взять первого приемного ребенка пришло быстро. Татьяна и ее муж Иван более пяти лет пытались зачать малыша, но у здоровых, крепких, молодых людей по какой-то причине ничего не получалось.
«Дочь пришла в слезах из гинекологии и сказала, что у нее не будет детей. Я ей ответила: «Придет время, и ты родишь». Я посоветовала Татьяне взять приемного ребенка. Они с мужем быстро собрали документы и стали ждать», – вспоминает Ирина. Оказалось, что в очереди на усыновление здорового малыша перед парой стояли еще около трех тысяч человек. Мечты заботиться об общем ребенке снова стали казаться нереальными — до тех пор, пока во время одного из визитов в Дом малютки Татьяна не увидела на стене фотографию девочки. Что-то в ее чертах показалось очень родным, и уже вечером будущая мама советовалась с Ириной можно ли этого ребенка усыновить. «Таня сказала, что ее смущает тот факт, что девочка – инвалид, я же просто ответила, чтобы не думала и забрала», – продолжает рассказ Ирина. Так в доме появилась трехлетняя Маша с плохим зрением, слухом, пороком сердца, микроцефалией и ДЦП, а чуть позже и ее сестренка Даша практически с теми же диагнозами. Даша стала приемной дочкой Ирины, так как детей разлучать было нельзя, а Татьяна усыновить второго ребенка пока что не решалась.
Буквально спустя три года и произошло настоящее чудо – у пары родилась девочка Евгения. Татьяна вспоминает, что к тому моменту они к кому только ни обращались, что только ни пили – не помогало ничего, а тут все случилось будто само собой. Теперь в семье уверены, что Женя стала наградой за помощь приемным детям. Поэтому чуть позже в доме появились еще несколько солнечных девочек, а следом и все остальные. И, наконец, буквально чуть больше года назад произошло еще одно чудо – родилась третья дочь Влада.
Про людей
«Не было бы Даши и Маши, нам бы, может, Бог не дал жизни Саше и Владе», – рассуждает Татьяна. Саша – это второй ребенок, которого она родила, и которому пророчили судьбу «овоща».
«Она у меня родилась на 26-й неделе, весом около килограмма, ростом с ладошку. Роды были скорые, потому что я упала с лестницы. Из-за этого отслоилась плацента и оторвалась пуповина. Выходят ее врачи – не выходят, я не знала, что и думать. Вот тогда и поняла, что такое послеродовая депрессия, ревела день и ночь. Врачи говорили, что ребенок – не жилец, что это будет «овощ», что он будет ходить под себя, есть только через трубочку, что со временем у Саши откажут все органы. Медики просто предлагали от нее отказаться», – рассказывает Татьяна. Оставлять ребенка в больнице никто не собирался. Ирина даже про себя решила, что если вдруг дочь от Саши откажется, то она возьмет девочку себе. Но в итоге Сашу выходили, и сейчас среди сестричек ползает вполне здоровый и счастливый ребенок. «Мы всем еще покажем, кто тут овощ», – шутит Ирина.
К сожалению, обзывательство «овощ» эта семья слышит очень часто. Постоянно приходится сталкиваться с кривотолками и объяснять, что у них никаких «овощей» нет. «Детвору с психическими заболеваниями в семью особо брать не хотят, но в то же время, когда Маша и Даша уже переехали к нам, люди постоянно спрашивали: «Зачем вы их взяли, они же овощи?» А они не овощи, они наши дети», – объяснила Татьяна.
«Многие говорят, что девочки для нашей семьи – бизнес. Какой же это бизнес, если я хожу с одним зубом? Ухаживать за ними непросто. Мы для них не только мамы, но и повара, и поломойки, и няньки, и немного врачи. Бороться приходится и с бытовыми проблемами: чтобы вымыть ораву из 17 человек, мы устраиваем банные дни несколько раз в неделю, так как большинство детей не могут обслуживать себя самостоятельно», – рассказывает Ирина.
Про судьбы
В частности, из-за кривотолков дети бывают на улице в основном только во дворе. Но это причина не основная. Гулять под присмотром – не прихоть, а необходимость. Девочек практически невозможно организовать, они могут потеряться или испугаться, ни одна из них не сможет себя защитить в случае беды. А, к примеру, Диане, Юле и Софье выходить на улицу нельзя в принципе, потому что в силу аутических черт они могут находиться только в замкнутом пространстве.
Вот и сейчас все, кроме Дианы, Софьи и Юли вышли на улицу, показывать недавно родившихся котят. Пищащих, крошечных малышей девочки брали очень осторожно, боясь навредить. Видя это, Татьяна и Ирина отметили, что их дети специально кого-то покалечить не могут, так как абсолютно беззлобные и очень ласковые.
«Смотрите, как наша цыганочка кувыркается, и когда она только научилась», – отвлеклась от котят и дочерей на прыгающую на батуте девочку Ирина. Цыганочкой называют маленькую худенькую Анжелу. Она в семье появилась относительно недавно. Девчушку мать родила в подвале, о существовании младенца никто не догадывался несколько месяцев, а потом неизвестно как, о том, что где-то там, в сырости растет ребенок, узнали органы опеки. Жизнь в холодном, грязном помещении не прошла без следа, и в результате на маленьком смуглом личике, прямо под глазом, как будто в напоминание о прошлом выросла огромная гноящаяся опухоль.
Малышка всегда ходит с опущенной головой, и практически никогда ни на кого не смотрит в упор. При нас она подняла личико только один раз, когда подошла к маме со словами «у меня опять течет из глазика». После этого Анжела молча ждала, пока выдавят гной и обработают шишку. В этот момент она не проронила ни слезинки, а на вопрос: «Больно ли тебе, крошка?» — прошептала, что все хорошо. Уже потом Ирина объяснила, что на самом деле Анжеле очень больно, просто она об этом не хочет говорить.
Не хочет говорить о своих страданиях и Лера. Она уже подросток, и в семье за старшую. Присматривает за сестричками, гуляет и на своем языке разговаривает с ними. Лерину речь с первого раза разобрать сложно, несложно только понять, что улыбается она тебе и всему миру абсолютно искренне, хотя пережить ребенку в свое время пришлось немало. В доказательство этому на спине и голове у Леры остались страшные шрамы – некоторые от многочисленных пункций, но есть и следы, которые подарила родная мама. Она буквально «воспитывала» дочь топором – швыряла и била им Леру раз за разом. Почему? Не знает никто. Несколько лет назад мать умерла, а отец следом пропал без вести. Так Лера и оказалась в детском доме, а чуть позже обрела семью.
«У нее там живого места нет», – признается Татьяна, а Лера о происхождении шрамов теперь молчит. О том, что ее мама била топором, девочка рассказала один раз – когда только приехала в новый дом. После своего откровения Лера сильно расстроилась и призналась, что больше об этом вспоминать не хочет. Теперь правило о том, что Леру о прошлой жизни спрашивать нельзя стало негласным и непоколебимым. «А зачем об этом говорить?» – спросила Татьяна.
На мой же вопрос, понимают ли дети, что они приемные, Татьяна отвечает «Нет, кажется». Когда я спросила, сложно ли так жить, Ирина сказала, что да: «Но только не нам, а им», — и добавила, что по большей части, сложнее всего подросткам, потому что им приходится буквально учиться жить в семье. Когда я спросила, задумывались ли Татьяна и Ирина о будущем, мамы ответили, что стараются не думать, но надеются, что после смерти «дети и внуки не оставят девочек в беде».
Перед отъездом мы попытались записать интервью с девочками. Я спросила у Леры: «Что бы ты пожелала всем людям на Земле?». Лера нахмурилась, замялась, а потом, как будто вспомнив что-то важное, снова засияла: «Желаю, чтобы дети любили своих мам, и чтобы мамы их никогда не отдавали в детские дома».
Лида Богатырева