премьера танец
В Театре наций состоялась московская премьера "Тюряги" пермского хореографа Евгения Панфилова. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА с интересом наблюдала за попыткой упаковать эротическое шоу в грубую мешковину психологического очерка.
Евгений Панфилов (1956-2002) — талантливый самородок, не получивший системного хореографического образования. Еще в начале 80-х стал показывать работы, не вписывающиеся в существующую иерархию жанров и за неимением подходящего термина названные позже российским contemporary dance. В 1987 году на базе пермского любительского коллектива "Эксперимент" основал первый частный балетный театр в России и назвал его своим именем. В 2000 году "Балет Евгения Панфилова" получил государственный статус. В его состав вошли еще две труппы, созданные хореографом,— "Балет толстых" и "Бойцовский клуб". Летом 2002 года Евгений Панфилов был зарезан в собственной квартире случайным знакомым.
Этот сезон стал годом Евгения Панфилова из-за его трагической и нелепой смерти. В память о хореографе разные города наперебой зазывают на гастроли и всевозможные фестивали все три панфиловские труппы. "Балет Евгения Панфилова", "Балет толстых" и "Бойцовский клуб" обычно показывают свежие работы своего отца-основателя, испытавшего особый прилив творческих сил незадолго до своей гибели.
"Тюряга", появившаяся в Москве по случаю посмертного награждения Евгения Панфилова балетным призом "Душа танца",— первый и единственный спектакль новорожденного "Бойцовского клуба". Название труппы не дешевый понт: артистов в свою новую команду хореограф вербовал буквально с улицы, отбирая наиболее пригодных в тренажерных залах и секциях всевозможных единоборств. Работать с непрофессионалами он умел и любил, поражая результатами столичных снобов (чего стоит хотя бы "Золотая маска" его "Балета толстых" — грациозные страдания семипудовых учительниц, медсестер и продавщиц, изображавших тоскующих баб военного времени, были сочтены главной новацией сезона).
В "Тюряге" пятнадцать парней с внешностью кулачных бойцов, впервые попавших в театр по случаю своего выступления, самозабвенно играют одиноких непонятых зэков. Чувствуется, тема, заявленная магнитофонным глубоким баритоном, зачитавшим цитату из Уитмена (что-то про грубые, сильные и прекрасные лица), их самих пробирает до слезы. Прелестная наивность и какая-то нутряная мощь свежеиспеченных артистов и составляют главное обаяние получасового спектакля, построенного по железным законам эротического шоу.
Ударное антре: строй голых мускулистых мужиков в красных сполохах пламени хаотично мечется под лай овчарок и стрекот автоматов, деликатно, но заманчиво посверкивая пенисами и яичками. Вырубка света, лучи прожектора шарят по лицам зрителей — это типовая заставка между номерами, во время которой артисты-качки натягивают (или снимают) безмятежно-розовые брючки и распашонки нежно-оранжевого цвета с многозначными, как в Освенциме, цифрами.
Номера выстроены по контрасту: быстрый — медленный, массовый — сольный. Зэковская тоска, зэковский секс, зэковская нежность, зэковская ярость. Телодвижения — самые элементарные: бег, прыжки, падения, отжимы, переброски, перегибы-потягивания. Рисунки мизансцен — самые примитивные: цепочки, диагонали, линии, круги. Надо отдать должное Панфилову: во времена, когда в моде изощренность индивидуального танцевального языка, он обращается к самым кондовым приемам физкультпарадов 70-летней давности и безошибочно выигрывает. Ведь тут чем примитивнее, тем вернее: когда полтора десятка мощных мужиков один за другим подрубленно грохаются ничком или скручиваются многоспинной мускулистой змеищей, животная сила первобытного тела кажется особо эротичной.
Беда в том, что выдающийся шоумен Панфилов всю жизнь хотел быть проповедником. Поэтому свое тюремное секс-шоу он попытался загримировать под проблемный социально-психологический очерк. Эта ханжеская маска борца за права отверженных явно мешала ему развернуться в полную силу. Невыносимо нудными оказались "идейные" фрагменты, например тот, где распятых на железных нарах мужиков их партнеры возили по сцене, переворачивая то боком, то вверх ногами. Яркая садомазохистская картинка (тюремщики истязают своих жертв резиновыми поводками-ошейниками, зэки скачут на четвереньках, огрызаются по-звериному) была испорчена тупым морализаторством: истязатели надели на шею другой конец резиновой петли, и под политкорректный тезис "Здесь нет насильников, все жертвы" всеобщее возбуждение опало, как пенис под розовыми штанами артистов.
Впрочем, одну полуэротическую сцену ("полу-" потому, что раздеть своих парней хотя бы до бандажей хореограф таки не рискнул) Евгений Панфилов все же довел до ума. В центре круга самый пластичный крепыш томно поводил торсом, извиваясь массивным пестиком цветка. К нему лепестками тянулись вожделеющие мужики. В финале гора тел поглотила провокатора. Сидящий рядом балетоман со стажем веско сказал корреспонденту Ъ: "Попрошу записать: я бы отдал за этих парней весь кордебалет Большого театра". И это был посмертный триумф Панфилова-шоумена.