В начале лета в Москве на X Международном конгрессе «Нейрореабилитация-2018» выступил один из ведущих европейских специалистов-реабилитологов Жузеп Мария Рамирес, генеральный директор Института Гуттмана (Барселона). Русфонд сотрудничает с Институтом Гуттмана, отправляет в Испанию на реабилитацию своих подопечных. Потребность в нейрореабилитации в России огромна и будет расти, а специалистов и профильных центров недостаточно. Тем не менее главную проблему профессор Рамирес видит вовсе не в нехватке специалистов и оборудования. Проблема — в самой культуре оказания медицинской помощи.
Фото: Архив Института Гуттмана
Ключевой вопрос
После доклада, который сделал на конгрессе профессор Рамирес, российские коллеги задавали ему вопросы, скорее, бухгалтерские: «Сколько у вас персонала?», «Сколько у вас оборудования?», «Какой у вас бюджет?» Казалось, что наши реабилитологи задавали эти вопросы нарочно, чтобы убедить себя и руководство в принципиальной невозможности построить в России что-то, хотя бы отдаленно напоминающее всемирно известный Институт Гуттмана. «Мы не сможем! — как бы констатировали вопрошающие.— У нас нет столько специалистов, столько оборудования и столько денег».
Профессор Рамирес, разумеется, не знал, какова в России потребность в реабилитации. Не знал, сколько денег, личных и благотворительных, тратят пациенты на реабилитацию, включая самые странные и самые антинаучные ее виды. Не знал, насколько оснащены российские реабилитационные центры. Но за время краткого своего визита успел обнаружить главную проблему.
В небольшом интервью Русфонду по итогам конгресса профессор сказал: «Да, в России, безусловно, нужен центр, подобный нашему. Но самое главное, чтобы в России нашлась команда единомышленников, профессиональных и полных энтузиазма. Это должны быть специалисты, способные не просто скопировать нашу модель, а сделать что-то свое, опираясь на местных людей и местную культуру».
Главных нет
Основное, по словам профессора Рамиреса, препятствие для создания такой команды — это свойственная российской медицине авторитарность. «Я уже не первый раз в России,— говорит профессор,— и вот что меня смущает. Все структуры, в том числе медицинские, в России очень жесткие и иерархические. А команда, которая занимается нейрореабилитацией, устроена иначе. В ней нет одного главного, которому подчиняются все остальные. В ней все равны. Может быть, я ошибаюсь, но у меня сложилось впечатление, что в России создать такую модель работы будет непросто. В Институте Гуттмана буквально месяц назад проходили стажировку два нейропсихолога, молодые девочки из Москвы. Они видели в течение недели много разных вещей, видели, как работают по разным методикам. Но больше всего их впечатлила клиническая сессия, где сидели вместе врач, психолог, медсестра — и среди них не было начальника, чье слово было бы окончательным. Вот что москвичек больше всего удивило. А меня больше всего удивило это их удивление».
Профессор уверен: управлять реабилитационной клиникой следует не так, как управляют фабрикой или заводом, а так, как управляют университетом или командой «Формулы-1». «Это,— объясняет профессор Рамирес,— чистая теория управления и организации труда. Мы знаем процесс по Тейлору (Фредерик Уинслоу Тейлор, американский инженер, основоположник научной организации труда и менеджмента.— Русфонд), когда каждый работник специализируется на чем-то небольшом. Конвейер идет от одного специалиста к другому, каждый на своем месте делает что-то локальное, все вместе могут сделать что-то большое. Так устроены все бюрократические структуры, включая крупные клиники. Но в сложных проектах, например в НАСА, "Формуле-1" или Институте Гуттмана, нужна другая система организации труда. Надо работать вместе ради общей цели».
Важно понимать, что реабилитация — это не набор процедур, поясняет Рамирес. «Речь не идет об использовании какой-то одной методики. Нет такой процедуры, которая меняла бы состояние пациента. Нужна работа 24 часа в сутки. Нет никакого смысла в физкультурном зале обучать пациента самостоятельно одеваться, если по утрам его одевает медсестра, вместо того чтобы мотивировать одеться самому. Поэтому наша задача — создать такую среду, в которой пациент от каждого члена команды по-разному учился бы каждый день чему-то новому и узнавал бы, на что он способен. Наша задача — собрать команду из множества людей, которые бы 24 часа работали каждый по-своему, но вместе и ради достижения единой цели. Здесь же, в России, делается большой упор на различные приспособления, оборудование, бассейны, как будто это что-то магическое».
Ожидания пациента
Второе важное обстоятельство, которое, по мнению профессора Рамиреса, мешает созданию современной системы реабилитации в России,— это отсутствие пациентского запроса на доказательную медицину, на методики с доказанной эффективностью. Отчаявшись получить помощь, люди обращаются к кому угодно, вплоть до шарлатанов и шаманов. Тратят огромные деньги, свои и благотворительные, на реабилитационные методики, эффект которых не отличается от эффекта плацебо.
«У нас в Барселоне,— говорит профессор,— тоже есть... ну, не шаманы, конечно, но люди, которые "торгуют воздухом". И есть больные, совсем потерявшие надежду, которые ищут этого. Не знаю, есть ли своя этика у шаманов, но врачебная этика предполагает, что, чем давать людям пустые обещания, этичнее пойти и ограбить банк. Ожидания пациентов — это вообще самая сложная материя. Нужно разговаривать с пациентом о том, какие его ожидания ты сможешь оправдать и какие не сможешь».
весь сюжет
rusfond.ru/issues