Воронеж в главной роли

В Воронеже завершился VIII Платоновский фестиваль искусств. «Огонек» присмотрелся к тому, чем на протяжении двух недель жил город, где свое отношение к театру, музыке, литературе и танцу сумел выразить каждый — от мировых звезд до гостеприимных хозяев

В малом зале Воронежского ТЮЗа не протолкнуться. Места уже заняты, актеры мнутся за кулисами, но организаторы не дают отмашку — ждут, пока опоздавшие займут последние свободные ступеньки в проходе между рядами. Зрителей это, кажется, вполне устраивает: они жадно выпытывают друг у друга фестивальные новости и делятся впечатлениями от увиденного.

— И как вчера оперу пели? — на галерке живо обсуждают концерт оперных солистов из России и Греции.

— А вы смотрели «Макбет» Бутусова? Ну что, совсем психоделик? Все пять часов? — спрашивают поближе к сцене.

— Балаган и по ушам бьет, но уровень видно. Чувствуется, что не уездный театрик… Правда, из классики там разве что занавес…

В зале вовсю готовятся к знакомству с платоновской частью программы. В партере мама спешно проглядывает содержание пьесы, чтобы быть готовой ответить на вопросы дочки рядом. Подросток осторожно заглядывает в ее смартфон через плечо, чтобы узнать, чем кончится дело. Труппу ждут все нетерпеливее, хотя ни одного громкого имени в ней пока нет. Последнее не помеха: к часовой постановке «Корова», подготовленной студентами Российского государственного института сценических искусств по рассказу Андрея Платонова, едва ли не столько же внимания, как и к хедлайнерам Платоновского фестиваля. Ведь для Воронежа и региона этот форум не просто культурное событие года. За восемь лет, что он приходит сюда каждое лето, фестиваль изменил местную публику, сделав ее одновременно открытой и искушенной: шутка ли, из культурных столиц самых разных стран мира в родную глубинку везут самое лучшее, от лауреата конкурса им. Чайковского пианиста Люка Дебарга до вахтанговского «Царя Эдипа» в постановке Римаса Туминаса совместно с Национальным театром Греции. Стоит ли удивляться, что Воронеж учится и сам удивлять в ответ?

— Публика уже видела хорошее, теперь ей хочется лучшего, в провинциальные стандарты восприятия возвращаться она больше не хочет,— подчеркивает в разговоре с «Огоньком» художественный руководитель фестиваля Михаил Бычков.— Здесь все должно говорить о том, что искусство — это живое и оно касается каждого. А для этого нужно привозить на фестиваль вещи не музейные и псевдозначительные, не напыщенные и не пустую псевдосовременность, а то, в чем есть живая сердцевина. Ну а форма в Воронеже уже никого не смущает — это может быть и традиционный театр, и межжанровый эксперимент.

В диалоге с искусством

— Следите за шагами!.. Нет, ребята, так не пойдет — если не смотреть за действием и движениями, у нас полтруппы зависнет под потолком,— сквозь зубы отчитывает партнеров на сцене из темноты мой сосед. Да, забыла сказать: ругается он по-французски.

Пульту техника современного балета «Фреска. Картина на стене» нашлось место только в зрительном зале Театра оперы и балета, поэтому руководить освещением и акробатическими трюками танцовщиков приходится прямо из-за спин зрителей партера. Странное дело: отрывистые команды не мешают, как и то, что на сцене топают, качаются на канатах, громко дышат и задыхаются. Действие завораживает, и есть отчего.

Режиссер Юрий Бутусов о том, что не так с российским театром

В балете по мотивам древней китайской сказки каждое движение как иероглиф — выверено до последней линии и точно прочерчено в черно-белом пространстве сцены. Хореография Анжелена Прельжокажа заставляет так выразительно звучать главный инструмент танцора — его тело, что восточный колорит, боевые искусства и абстрактный язык нового французского танца до предела обнажают пронзительную историю о любви путника к девушке с фрески, которую он случайно увидел на стене грота, будучи застигнутым бурей.

— Анжелен часто говорит нам, что танец — это пустая ракушка, которую танцовщик должен заполнить своей личной историей,— объясняет потом «Огоньку» Клара Фрешель, исполнительница главной женской роли.— Только важно при этом, чтобы мы говорили на одном языке жестов. Например, у меня нет опыта работы в Большом, как у двух наших русских танцовщиц, я больше занималась современной хореографией, а с 2013 года уже в составе компании Прельжокажа выступала на улицах, в школах, больницах. Но я не чувствую какого-то разрыва между нами, главное — единство хореографии.

И, судя по стоячей овации после премьеры, в воронежском театре разрыва тоже не чувствуют: язык современного танца здесь понимают не хуже, чем в Парижской опере.

То ли дело музыка — здесь экспериментировать куда рискованнее. Когда Дэвид Харрингтон, основатель «Кронос-квартета» (Сан-Франциско), завоевавшего свыше 40 наград, в том числе и «Грэмми», откладывает смычок и заносит над струнами карандаш, зал напрягается. Изумление становится почти осязаемым, когда после Pencil Sketch квартет меняет карандаши на пенопластовые палочки и вдохновенно «скрипит» ими сочинение канадского композитора Николь Лайзи. В чувство зал приходит, когда квартет заставляет скрипки, альт и виолончель плакать на манер индийских народных инструментов, исполняя произведение молодого индийца Риины Эсмаила. Реакция — от криков «Браво!» до хохота: «Да это ж какой композитор додумался писать пьесу для карандаша?!»

Оказывается, в Воронеж знаменитые музыканты привезли свой самый свежий проект под названием «50 для будущего». Его замысел: квартет включает в репертуар произведения, написанные композиторами со всех концов музыкального мира. В год готовят по 10 произведений, то есть 50 за пять лет. Эту музыку вместе с нотами можно загрузить в любое время дня и ночи бесплатно, что и делают другие музыкальные коллективы по всему миру, они берут пример с квартета из Сан-Франциско, знакомя мир с музыкой, которой он никогда не слыхал. Но вот вопрос: одинаково ли эту музыку слышат и понимают в провинции и в большом городе?

— Музыка — это что-то загадочное, сам не знаю, как она работает,— признается «Огоньку» Дэвид Харрингтон.— Если честно, в больших городах нас знают получше, но что касается отдачи, вдалеке от столиц она часто гораздо сильнее. Вот в наш последний тур мы играли в Лондоне, а потом в Брайтоне, где никогда не были, и реакция была потрясающая! А вообще, мы играем музыку, которая завораживает нас самих. Она может быть из Южной Африки, Китая, Киргизии, Конго… Главное — не закрываться для нового и давать свободу воображению.

Город представил себя

Одной из главных премьер фестиваля стала постановка «100% Воронеж» немецко-швейцарской театральной группы Rimini Protokoll. Этот спектакль основан на данных городской статистики

Читать далее

Разрушать созидая

Воронеж так обжился в своем фестивале, что давно уже не боится выходить на сцену и сам. Не случайно же в самом деле компания Rimini Protokoll (ФРГ — Швейцария) пригласила сотню воронежцев «сыграть» спектакль-портрет города — «100% Воронеж» (см. Контекст), хотя раньше в роли «стопроцентных» предлагала выступать только столицам — Берлину, Парижу, Токио.

Другой проект, в котором главная роль досталась городу,— театральный парад-дуэль «Пушкинские игры»: он прошел в День России, 12 июня. Идею предложили московские художники и режиссеры: поделиться на 15 групп, перечитать всего Пушкина и сочинить из его жизни и творчества карнавальное шествие. Главное условие — участвовать в нем должны сами воронежцы.

— Каждый режиссер сам решал, сколько ему нужно джамперов, ходулистов, скейтеров, танцоров,— рассказывает Анастасия Нефедова, главный художник Электротеатра «Станиславский».

Ну а дальше режиссер шел в народ и «отлавливал» нужный ему контингент прямо на улицах. Сначала люди отнекивались, а потом выстроились в очередь, чтобы поучаствовать в фантасмагорическом шествии самых разных пушкинских героев, среди которых нашлось место механической русалке, голове витязя, собранной из неутилизированного пластика, и десяткам двойников Александра Сергеевича. Не обошлось и без платформы, на которой Наталья Гончарова уничтожает ненаписанные стихи своего мужа, а сам Пушкин, благополучно переживший дуэль, постаревший и, конечно же, выдуманный, мило приветствует с мобильного пьедестала опешивших горожан. Каждая платформа и персонаж стали итогом диалога художника и режиссера, замысел которого помогли реализовать горожане.

Все это отлично вписалось в формат по-платоновски эклектичного фестиваля, готового шутить с классикой и ломать представления о каноне, как и театральные эксперименты, открытые созидательному разрушению.

Больше всего обсуждений в этом году, пожалуй, вызвал спектакль «Макбет. Кино» в постановке Юрия Бутусова. Разрушенное время, деформированное пространство, разорванная и по-новому скроенная ткань повествования — все это открыто провоцирует зрителя. Некоторые к концу пятичасового спектакля и не выдерживают: поддаются на провокацию.

— Нет, вы мне все-таки объясните, почему тут Дункана играет Макбет. Я отказываюсь это понимать! — возмущается зрительница с сильным иностранным акцентом и раздраженно пересаживается на ряд ближе к сцене, чтобы досмотреть спектакль до последней секунды. Режиссера это, кажется, радует: раздражение полезно, а на фестивале главное — умение вести человеческий разговор об искусстве «без пафоса, галстуков и ужасных пиджаков».

— Сделать бы этот фестиваль еще чуть плотнее, как в Авиньоне,— размышляет Юрий Бутусов на творческой встрече под прицелом прожектора.— Там ведь Папский дворец окружен крепостью: входишь в него и тебя прямо накрывает каким-то театральным киселем, маревом, еще и жарища страшная! Обливаешься потом, но забыть это ощущение невозможно: возникает невероятная плотность театрального мира, театрального высказывания. Плюс еще офф-программа, когда что-то играют в каждом доме, в каждом дворе. Какие-то невероятные вещи там рождаются, часто в маленьких-маленьких труппах. Можно сказать, на обочине...

Кажется, в Воронеже намек уже уловили и всем городом обживают свой Авиньон.

Анна Сабова, Воронеж — Москва