Показом фильма «Грейс Джонс: Хлеб и зрелища» на территории института «Стрелка» начался Девятый международный фестиваль документального кино о новой культуре Beat Film Festival. Борис Барабанов оценил лучшие фильмы о музыке и музыкантах, вошедшие в программу смотра, который давно перерос границы фестиваля музыкального кино.
Фото: Amoeba Film
Лента Софи Файнс, члена большой британской кинематографической семьи, посвящена одной из главных поп-икон 1970–80-х Грейс Джонс. Едва ли не большую часть экранного времени занимают кадры путешествия Грейс Джонс на родную Ямайку, где певица встречается с семьей, в том числе со здравствующей матерью. Самой Грейс Джонс сейчас 70 лет, она бабушка, она гастролирует, не переставая, она выходит на сцену топлес, шутит про наркотики. Иными словами, являет собой своего рода женский аналог Мика Джаггера — рок-н-ролльщика, победившего возраст.
Софи Файнс начала снимать Грейс Джонс в середине 2000-х и отказалась от биографического принципа повествования, как и от слишком провокационных сцен. Так что узнавать о том, что Грейс Джонс была когда-то музой Энди Уорхола, звездой клуба Studio 54 и «девушкой Бонда», неофиты должны из каких-то других источников. Они даже не услышат в этом фильме песню “I’ve Seen That Face Before». Вместо этого Софи Файнс разглядывает диву в повседневных обстоятельствах, подсматривает за ней и подслушивает ее разговоры по телефону. Можно было бы сказать, что, скажем, отчим-абьюзер Грейс Джонс интересует режиссера больше, чем коллеги-суперзвезды. Но обозреватель “Ъ” увидел в «Хлебе и зрелищах» все же не фильм о детских травмах, на которых вырос талант певицы. Это очень медленное повествование о повседневности, которая каким-то чудом рождает яркие моменты и сильные переживания.
Хит сегодняшней программы — «Матанги/Майя/M.I.A.», гораздо более резкий и дерзкий фильм о Матанги Арулпрагасам, более известной, как M.I.A. С фильмом о Грейс Джонс его роднит принцип соединения в историю кадров, сделанных на протяжении очень долгого времени. Разница в том, что M.I.A. поначалу режиссировала его сама, так как с юности мечтала стать кинодокументалистом и фиксировала на видео свою жизнь. И только потом доверила завершить работу своему сокурснику Стиву Ловериджу.
«Матанги/Майя/M.I.A.» ставит вопрос о том, есть ли место политике в поле современной популярной музыки. Дочь Арула Прагасама, тамильского активиста, которого нередко называют террористом, бежала из Шри-Ланки в Лондон, где влюбилась в хип-хоп и написала песни, заработавшие ей номинации на «Оскар» и «Грэмми», а также награды журналов NME и Q. M.I.A. в фильме — современный художник, не желающий мириться с условностями политкорректного мира. Если во время совместного с Мадонной прямого эфира с Супербоула M.I.A. считает уместным показать в объектив камеры средний палец, она это сделает, несмотря на угрозу многомиллионных судебных исков. Если она не согласна с The New York Times, она напишет в Twitter «Fuck New York Times». Если она, мать годовалого сына, считает необходимым показать в клипе расстрел ребенка, она поставит режиссеру Ромену Гаврасу именно такую задачу. M.I.A. ссорится с главным музыкальным медиа нового века Pitchfork, заявляет, что Барак Обама должен вернуть Нобелевскую премию мира, и поддерживает Джулиана Ассанжа. Можно ли представить себе на сегодняшней сцене более вовлеченного в политику артиста? И можно ли представить себе артиста, чей активизм был бы более скрупулезно задокументирован?
Так же серьезно подходит к своей видеографии канадец Джейсон Бек, более известный, как Чилли Гонзалес. Фестивальные показы фильма «Заткнись и играй на рояле» начнутся 7 июня. В начале фильма мы видим первые опыты Гонзалеса в составе панк-группы, затем наступает «берлинский период» — совместные клубные перформансы с соотечественницей Пичиз, герой увлекается рэпом и в конце концов возвращается к игре на фортепиано — к тому, что ему навязывали в детстве, протестом против чего были все его радикальные юношеские эксперименты. Только стоит ли считать его теперь классическим пианистом? Возможно, его роль — комик с феноменальным музыкальным чувством? Или все же его сегодняшние музыкальные проекты — ответ брату-музыканту, который никогда не воспринимал его всерьез? Наблюдать за Чилли Гонзалесом не менее интересно, нежели за M.I.A., тема «своего среди чужих» работает так же безотказно.
Наконец, с 9 июня на Beat Film Festival крутят «Наследие итало-диско» — ленту, которая показывает итальянскую поп-музыку 1980-х несколько под иным углом зрения, нежели привычные нам «Цветы и песни Сан-Ремо». Если для публики в СССР итальянская эстрада была разрешенным ручейком поп-музыки из-за железного занавеса, то, например, для голландцев пластинки, которые местные диджеи возили из Италии, были глотком свежего воздуха на фоне «форматного» FM-радио и чуть ли не первым опытом знакомства с электронной музыкой. Как это нередко бывает с музыкальными революционерами, свои «открытия» итальянцы делали случайно, например тестируя новые модели синтезаторов. И дошли в своих экспериментах до того, что чуть ли не изобрели техно. Интересно, что у «западного» и «восточного» взгляда на итальянскую поп-музыку есть общие точки — Scotch, Дэн Хэрроу, Кен Ласло, а также немец Фэнси, практиковавшийся в «итало-диско». В 1980-е у советской молодежи их песни соседствовали на кассетных сборниках с Рикардо Фольи, Тото Кутуньо и Ricchi e Poveri, которых в мире создателей «Наследия итало-диско» вовсе не существует.
