Новое противоборство между Россией и США, напоминающее холодную войну, но существенно отличающееся от нее, продолжает обостряться. О том, чего ждать от него,— глава российского отделения Фонда Карнеги Дмитрий Тренин.
Фото: из личного архива
Фото: Коммерсантъ / Дмитрий Азаров / купить фото
В следующие пять лет отношения России с Соединенными Штатами и странами Европы будут, по всей видимости, отношениями острого соперничества с первыми и напряженностью со вторыми. Европейцам не стоит, конечно, ждать от России неспровоцированного вторжения на территорию НАТО, но инциденты вдоль нового геополитического водораздела, протянувшегося от Арктики до Балтийского и Черного морей и далее от Донбасса до Восточного Средиземноморья и Сирии, теоретически могут поставить под угрозу мир между Россией, с одной стороны, и США и их союзниками — с другой. "Сирийский ракетный кризис" апреля 2018 года проиллюстрировал реальную опасность лобового столкновения между вооруженными силами РФ и США.
В развернувшемся противоборстве Россия действует с более слабой позиции, чем ее оппоненты, и будет пытаться как-то компенсировать это неравенство. Для этого она задействует самые разные инструменты. Среди них: больший упор на ядерное сдерживание и передовые неядерные системы вооружений, о которых президент Путин подробно рассказал в послании Федеральному собранию в марте 2018 года; выстраивание выгодного Москве баланса сил на местах; быстрота принятия решений и решительность предпринимаемых шагов, включая использование военной силы; создание неопределенности, затрудняющей действия оппонентов; различного рода "гибридные" операции. Ставки для России в этом новом соперничестве выше, чем для западных стран, и поэтому она готова к большим рискам и более серьезным потерям, чем ее оппоненты.
Управление конфликтом между Россией и США в этих обстоятельствах становится вопросом первостепенной важности. Ключевые задачи — реализовать меры по повышению предсказуемости, чтобы предотвратить инциденты с участием военных самолетов и кораблей; добиться нормальной работы каналов коммуникаций, в том числе напрямую между высокопоставленными военными и представителями спецслужб; выстроить доверительные отношения между группами доверенных лиц с обеих сторон, чтобы они могли вести конфиденциальный и по возможности конструктивный диалог по спорным вопросам.
Эти задачи отчасти реализуются. С 2015 года бесперебойно действует линия связи по предотвращению инцидентов (de-confliction) в Сирии, происходят личные контакты, в том числе непосредственные, между руководством Министерства обороны РФ и Пентагона, а также Генерального штаба вооруженных сил РФ и Комитета начальников штабов вооруженных сил США, Генштаба и командования НАТО, в начале 2018 года состоялся визит руководителей трех российских спецслужб — ФСБ, СВР и ГРУ — в США. Тем не менее февральский инцидент в районе Дейр-эз-Зора, в ходе которого погибло или было ранено большое число российских граждан, действовавших в Сирии как частные военные контрактники, и мартовское предостережение начальника российского Генерального штаба Валерия Герасимова о последствиях возможного ракетно-бомбового удара США по Дамаску свидетельствовали, что США и РФ вплотную приблизились к угрозе непосредственного столкновения. То, что удар, нанесенный США и их союзниками в начале апреля, был проведен так, чтобы избежать столкновения, говорит об эффективности мер предупреждения столкновения, но никак не о перспективе деэскалации напряженности.
В обстановке столь острой конфронтации взаимодействие России с союзниками США, в том числе с Германией, будет в лучшем случае тактическим — только в тех сферах, где национальные интересы сторон близки или совпадают. Мартовский инцидент с отравлением в Солсбери привел к существенному осложнению отношений между РФ и европейскими странами. Германия, как и большинство стран ЕС, проявила солидарность с Великобританией и выслала российских дипломатов. Возможности для практического взаимодействия еще сохраняются, но сужаются. Москва продолжит настаивать на том, чтобы Вашингтон воспринимал ее как равного партнера и учитывал российские интересы. Для Кремля это главная цель внешней политики, но маловероятно, что власти США будут готовы принять такую позицию. Во всяком случае, перспектива серьезного диалога между РФ и США, пока в Америке продолжается серьезнейший внутриполитический кризис, вызванный избранием президентом США Дональда Трампа, не просматривается.
Москва продолжит настаивать, чтобы Запад уважал пространство безопасности России и отказался от намерений принять Украину, Молдавию, Грузию или любую другую бывшую советскую республику в НАТО, чтобы международные кризисы, подобные сирийскому, ливийскому или корейскому, регулировались и улаживались бы совместно, под эгидой Совета Безопасности ООН, где у России есть право вето, и чтобы между Западом и Россией были восстановлены нормальные экономические связи. При этом вопрос о Донбассе должен быть разрешен на основе минских соглашений 2015 года — возможно, с помощью сил ООН, но не на основе сдачи ДНР-ЛНР на милость Киева. Что касается Крыма, то в перспективе должна быть найдена международная формула признания полуострова в качестве части России в соответствии с пожеланиями жителей полуострова, а до тех пор реальное положение дел признавалось бы де-факто.
Кремль считает, что по тем вопросам, где позиции России и Запада в принципе совпадают, Москва должна быть полноправным партнером Вашингтона. А когда между ними есть фундаментальные разногласия, их нужно вынести за скобки, чтобы они не мешали сотрудничать в других областях, как это было, например, со статусом Абхазии и Южной Осетии во время краткой попытки перезагрузить российско-американские отношения в 2009-2010 годах. По всем остальным вопросам, с точки зрения Москвы, нужно искать взаимно приемлемые компромиссы. Все это явно не соответствует господствующим сегодня в Вашингтоне представлениям о том, как должны строиться отношения США и России.
По более общим вопросам устройства международного порядка Россия не предложила никакой альтернативы существующей системе, никакого обстоятельного плана ее реформы. Москва ставит под вопрос не столько миропорядок как таковой, сколько доминирующее положение США в этом порядке. Иначе говоря, претензии Москвы скорее процедурные, чем содержательные. Говоря коротко, Россию интересует не столько мировой порядок как таковой, сколько ее собственные место и роль в этом порядке.
Конкретно Россия стремится получить постоянное место в мировой элите и фактическое или юридическое право вето, как в Совете Безопасности ООН, войти в число тех, кто вырабатывает правила, а не просто подчиняется нормам, установленным другими — США и их союзниками. Поэтому российские власти всегда считали для себя оптимальной модель Совета Безопасности ООН, тогда как Совет НАТО--Россия, где Москве фактически противостояли 28 союзников США, связанных нормами солидарности альянса, их разочаровал.
В обстановке конфронтации мало кто в России ожидает, что Запад согласится учесть российские представления о правильном мироустройстве. Российское руководство с 2014 года действует фактически в военном режиме. Мировой порядок, с его точки зрения, является уже не предметом переговоров, а целью противоборства. На Украине Москва будет отстаивать свои коренные интересы безопасности, в Сирии — свой статус мировой великой державы. С каждым годом отношения РФ и Запада становятся все более конфронтационными и отчужденными, и Россия, которая когда-то пыталась вписаться в либеральный миропорядок, своими действиями бросила ему вызов. США и страны Европы этот вызов приняли, и ближайшие годы их противоборство должно прийти к какому-то результату. Россия, конечно, не имеет шансов победить многократно более сильного противника. Вопрос в том, сумеет ли она отстоять интересы, которые она считает жизненно важными, либо надорвется и погрузится во внутренние неурядицы или же вынуждена будет примкнуть к главному конкуренту США и Европы — Китаю.
Пока Москве видится замена западноцентричного глобализма рядом региональных систем отношений: Соединенные Штаты укрепляют свои позиции в Европе (используя механизмы НАТО) и Индо-Тихоокеанском регионе (путем укрепления двусторонних альянсов с Японией, Южной Кореей, Австралией и новых партнерств с Индией и Вьетнамом), в свою очередь, Китай в Евразии продвигает инициативу "Один пояс и один путь", а Россия выстраивает связи со странами Азии: от Турции и Ирана до Индии и Китая, Юго-Восточной Азии, Японии и Кореи. Санкции Запада против России и перспектива торговых войн между США и КНР разрушили концепцию единого мира, с которой российские власти согласились было по окончании холодной войны. Москва в этих условиях стала уделять больше внимания региональным и субрегиональным соглашениям, таким как группа БРИКС, ШОС, Евразийский экономический союз, Организация Договора о коллективной безопасности и другие. Что касается глобальных форумов, то Москва, изгнанная из G8, считает наиболее полезными для себя Совет Безопасности ООН и G20.
Несмотря на все недавние достижения российской военной силы и дипломатии (в частности, в Сирии), дальнейшие успехи российской внешней политики на всех уровнях и направлениях будут зависеть прежде всего от успеха или провала перезапуска экономики России. Условно говоря, первая часть послания президента Путина Федеральному собранию (об экономике и социальных вопросах) стратегически гораздо важнее второй (о новых системах вооружений). По состоянию на сегодняшний день, однако, перспективы серьезных преобразований в экономике РФ не обнадеживают. Сохранение существующей политэкономической модели жестко ограничивают возможности и роста, и развития страны. Получивший новый шестилетний мандат на руководство президент Владимир Путин, скорее всего, сосредоточится на проблемах обеспечения политического контроля и эвентуальной передачи власти новому поколению деятелей.
Следующие пять лет, скорее всего, не дадут однозначного ответа на вопрос, удастся ли Москве подкрепить военно-политическую силу силой экономической и технологической, но приблизят российскую элиту и общество к более трезвому пониманию реальных внутренних и международных перспектив России. Главный вопрос состоит не в том, чем "отметится" четвертый президентский срок Владимира Путина, а в том, в каком направлении двинется Россия в постпутинскую эпоху, которая начнется если не через пять, то через десять лет.
Что бы ни происходило в России, Москва останется в двух часах лета от Берлина. Абстрагироваться от того, что происходит внутри России и как будет вести себя РФ на международной арене, Германии не удастся. К сожалению, фраза о "понимании России" приобрела в последние годы насмешливо-негативный оттенок в современном немецком языке. Между тем понимание российских реалий как раз в большом дефиците в Германии. В отличие от холодной войны, нынешнее "гибридное" противоборство не закрывает каналы общения, прежде всего неполитические, и их необходимо не только сохранить, но и пестовать. Нужно хорошо понять, в чем немецкое и российское общество совпадают или близки и где они расходятся, и признать право России, перенимая лучшие мировые и европейские практики, оставаться самой собой — соседом Европы, а не ее ухудшенной копией. Наконец, самое главное: необходимо, несмотря на все проблемы и противоречия, сохранить важнейшее, но не до конца и не всеми осознанное достижение второй половины ХХ века — российско-германское примирение, одну из важнейших основ стабильности и мира в Европе.
От редакции: статья подготовлена в рамках специальной программы Фонда карнеги.