В четверг президент Франции Эмманюэль Макрон встретится с Владимиром Путиным в Петербурге. В беседе с ведущим Рамазом Чиаурели обозреватель отдела внешней политики “Ъ” Максим Юсин рассказал об ожиданиях от диалога лидеров двух стран.
Фото: Геннадий Гуляев, Коммерсантъ
— Почему все-таки Эмманюэль Макрон решил приехать в Россию? Были же определенные сомнения.
— Сомнения были после «дела Скрипаля». Действительно какое-то время казалось, что визит под угрозой, но довольно быстро Париж внес ясность и сказал, что несмотря на все проблемы в связи кризисом в российско-британских отношениях, визит остается в силе. И в целом в последнее время французские официальные лица подтверждают заинтересованность в диалоге. Сам Макрон дал интервью не так давно Le Journal du Dimanche, где заявил: «Хочу вести стратегический и исторический диалог с Путиным, хочу привести Россию в Европу, не дать ей замкнуться в себе». Вот это очень важный такой момент. И эти его намерения подтвердились совсем недавно: несколько дней назад в Париже состоялась встреча — в Елисейском дворце Макрон организовал, можно сказать, мозговой штурм, куда пригласил несколько специалистов ведущих по России. И так получилось, что среди них был мой надежный парижский источник. Но после соблюдались определенные правила конфиденциальности. Теперь уже журналист газеты Le Figaro, также на этой встрече присутствовавший, о ней рассказал, какие-то цитаты привел, и я могу смело уже делиться тем, что знаю об этой встрече.
Главное наблюдение участников этой встречи — Макрон действительно заинтересован в том, чтобы, как он сказал, не дать России замкнуться в себе, вернуть ее в Европу, то есть заинтересован в диалоге.
И в этом плане он не подвержен влиянию ни Соединенных Штатов, ни Великобритании. У него своя повестка дня в отношении России, здесь он продолжатель традиционных ценностей французской дипломатии, французской внешней политики еще со времен генерала де Голля, даже до генерала де Голля эти особые отношения с Москвой, особые отношения с Кремлем Франция проповедовала. Это все останется.
Но в то же время Макрон дал понять, что будет вести диалог искренне, жестко, не пряча разногласия.
По каким основным темам разногласия? Прежде всего, Украина и Сирия.
В то же время появился один новый момент, который позитивно может повлиять на наши отношения с Францией и с Европой в целом — действия Трампа и его администрации вокруг иранской ядерной программы. Это, конечно, было шоком для Европы, холодным душем. И на фоне безответственного поведения администрации Трампа у Москвы в случае, если она проявит себя как ответственный здравомыслящий партнер, появляется шанс сблизиться с Европой. И сейчас, я думаю, то, что по иранской теме пойдет обсуждение в позитивном ключе, очень хороший создает психологический фон для общения двух президентов.
— Переговоры между Путиным и Макроном сейчас оцениваются через призму недавно состоявшейся встречи Владимира Путина и Ангелы Меркель в Сочи, после которой тот же Bild назвал Путина «хозяином мировой политической арены». В переговорах с Макроном кто будет чувствовать себя, скажем так, «хозяином политической арены»?
— Никто не будет чувствовать. Потому что в данном случае Макрон, ему надо отдать должное, пытается искренне понять психологию и российского президента, и российского народа в целом.
В отличие от американцев, он понимает, что языком ультиматумов, с точки зрения хозяина говорить с Россией бесполезно — это вызовет только противоположную реакцию и повредит делу.
И у Путина, я думаю, сейчас нет ни повода, ни аргументов для того, чтобы с Францией, одной из ведущих стран западного блока, вести себя высокомерно и выставлять себя хозяином. Мне кажется, и с Меркель-то этого не было. Bild — газета довольно-таки желтая, и в свойственном ей ключе решила подать сенсационно информацию, в том числе и по поводу букета цветов, якобы унизившего Меркель, хотя это совершенно нормальный жест со стороны мужчины, когда он встречает женщину. Я думаю, что диалог пойдет на равных, диалог пойдет заинтересованный.
Самым сложным моментом будет все-таки даже не Украина, а Сирия. С Украиной все более или менее понятно, там можно произносить правильные какие-то слова — минский процесс, примирение в Донбассе и все такое. Но при этом и Макрон, и Путин будут понимать, что ничего не изменится до президентских выборов на Украине, то есть до 31 марта следующего года.
А вот Сирия – это большой раздражитель.
У Франции там своя заинтересованность, своя обида на Асада, в целом на сирийский режим, отец Башара Асада в свое время, как убеждены во Франции, взорвал французских десантников в Ливане. То есть там действительно уже много лет были настроены на свержение сирийского режима. Сейчас позиция смягчилась, но, тем не менее, она гораздо более жесткая, чем у большинства других европейцев и, уж подавно, чем у Ангелы Меркель, Сирия – не ее головная боль.
— После визита Эмманюэля Макрона в Вашингтон, после переговоров с Дональдом Трампом оба лидера стали называть друг друга друзьями. После переговоров в Петербурге может ли возникнуть подобное сближение между лидерами Франции и России?
— Я думаю, у них хороший человеческий контакт сложился уже после первой встречи, после визита Путина в Версаль, после этого они стали на «ты» друг с другом общаться. Я думаю, дальше они не продвинутся, в общем-то, и не надо, потому что все эти заверения в дружбе, как это у Трампа происходит — это все не совсем искренне. Я думаю, нам в отношениях с Францией этого не нужно. Искренность и прямота, которую сейчас обещает Макрон накануне своего визита — это то, за что надо держаться, и не обольщаться. Большего не будет, дружбы пока не будет. Но позитивный заинтересованный диалог будет, и это хорошо.