Воскресные выборы в Венесуэле прошли на фоне экономического кризиса в стране и ситуации, близкой к международной изоляции. Есть ли в этом доля вины президента Николаса Мадуро и его команды, а также почему осужденных лидеров местной оппозиции нельзя считать политзаключенными, корреспонденту “Ъ” Павлу Тарасенко рассказал заместитель главы МИД Венесуэлы по международным связям Уильям Кастильо.
Заместитель главы МИД Венесуэлы по международным связям Уильям Кастильо
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ / купить фото
— Как бы вы охарактеризовали предвыборную кампанию? Каковы ее отличия от предыдущих?
— Эта кампания была особой. Во-первых, из-за дат ее проведения. Согласно избирательным нормам, выборы должны были пройти в декабре. Но в ходе диалога между властями и оппозицией, который проходил в Доминиканской Республике, стороны пришли к согласию по поводу необходимости переноса даты выборов, в частности из-за политического раскола в стране. Та оппозиция, которая присутствовала в Доминиканской Республике и принимала участие в разработке документа, в итоге его не подписала. Но правительство заявило, что все равно выполнит соглашение. Оппозиция же требовала отложить выборы. Спустя некоторое время Энри Фалькон, ставший одним из кандидатов от оппозиции, и поддерживающие его политические силы соглашение подписали. То есть оно было ратифицировано. И выборы проходят при полном согласии существенной части венесуэльской оппозиции.
— Но далеко не всей.
— Оппозиция расколота. Да, важная ее часть в выборах не участвует. Но приведу пример: в Венесуэле есть 19 зарегистрированных общенациональных партий. Из них 15 принимают участие в выборах. Оппозиция выставила четыре кандидата (один из них впоследствии снял свою кандидатуру в пользу Энри Фалькона.— “Ъ”). Проправительственные силы поддержали Николаса Мадуро в качестве единого кандидата. Но у избирателей и избирательниц же есть и иной выбор.
Многие оппозиционеры лишены права баллотироваться, так как в отношении них есть уголовные дела и приговоры. Правозащитники говорят о политзаключенных в Венесуэле.
Их нет. Во всех странах если человек — будь то политик, мэр или депутат — совершает преступление, его за это судят. А не за политические взгляды. Например, дело Леопольдо Лопеса, лидера партии Voluntad Popular, приговоренного к почти 14 годам заключения. Он публично призывал молодежь восстать против правительства. И сказал, что люди не должны уходить с улиц до того, как правительство падет. Этот призыв к восстанию привел к тому, что многие вышли на улицы и погибли 43 человека. Его судили за этот призыв, а не за то, что он оппозиционер.
— Какие еще особенности нынешней кампании?
— Сейчас на Венесуэлу ведется политическая, дипломатическая и экономическая атака. За пять лет правления Николаса Мадуро мы столкнулись с самым серьезным падением цен на нефть за 50 лет. Вследствие этого доходы страны за три года уменьшились на 75–80%. Повлияли на ситуацию и проблемы с валютой. Экономическая ситуация сложная — такой мы не видели много лет. У нас не рай. Но и не хаос и не ад.
На выборах должны быть одобрены предложения Николаса Мадуро. Он наследник команданте Уго Чавеса, который попросил народ, чтобы революция в стране продолжалась при помощи президента Мадуро. И это произошло в 2013 году, когда тот одержал победу на выборах. Сейчас на кону не только победа Николаса Мадуро, но все 20 лет революционного процесса. Многие завоевания двадцати лет могут быть повернуты вспять — в связи с предложениями долларизовать экономику, обратиться в МВФ и так далее.
— Вы уже сказали об экономических проблемах. Совершало ли правительство ошибки в этой сфере?
— То, что рассказывают про Венесуэлу в зарубежных СМИ,— абсолютная ложь, искажающая реальность. Последние 20 лет Венесуэла прогрессировала по всем показателям куда больше, чем любая другая страна Латинской Америки. Уровень бедности раньше был около 80%. Сейчас, даже в условиях кризиса, речь идет о 27–28%. Распределение капиталов справедливо: сейчас почти 50% принадлежит среднему классу. Этого удалось достичь в результате перераспределения капитала от 10% богатейших слоев общества к 40–50% населения. В Венесуэле повысились объемы потребления продовольствия. В стране 10 млн человек учатся в школах, более 3 млн — в университетах. Венесуэла досрочно выполнила все «Цели развития тысячелетия» (принятые ООН в 2000 году задачи в социальной сфере.— “Ъ”). Венесуэла и Куба — две страны, где наименьший среди стран континента уровень социального неравенства. Так что социальные достижения боливарианской революции бесспорны.
— Так все-таки у правительства Николаса Мадуро ошибок не было?
— Как заявил президент Мадуро, ключевая ошибка — непонимание глубины экономического заговора, участники которого активизировались со смертью Уго Чавеса. 30–40% продовольствия, которое производится в Венесуэле, вывозится в соседние страны — чтобы создавать в Венесуэле еще большее напряжение. Или переупаковывают товары и возвращают в нашу страну по другим ценам. Специально создают дефицит наличных. Представители международной финансовой системы отказывают нам в кредитах, хотя за последние пять лет Венесуэла заплатила долгов и процентов на сумму $70 млрд. И при этом ни одного нового доллара не получила, потому что банки США отказываются давать нам кредиты. Установлена финансовая и экономическая блокада. Введены экономические санкции, в том числе и в отношении президента республики. То есть любой контракт, который подписывается президентом, для многих международных банков является недействительным. Были попытки атак на сферу нефтедобычи в нашей стране.
То есть если вычеркнуть фактор экономического заговора, то мы сейчас были бы в сложной экономической ситуации, но, например, без нынешней гиперинфляции. Главный фактор не революционная экономическая политика, она успешна, а внутренний заговор, управляемый транснациональными компаниями и властями других стран.
— Но я говорил с представителями неправительственных организаций, и они призывали правительство как можно быстрее попросить международной помощи, потому что в стране нет еды и медицинских препаратов.
— В Венесуэле нет никакого гуманитарного кризиса. Это часть той истории, которую нам рассказывают СМИ. В экономике все развивается циклично. Есть периоды роста и снижения. Раньше были очень привлекательные цены на нефть — около $100 за баррель. А сейчас момент падения цен на фундаментальный для нас товар, на который приходится более 80% валютных поступлений в страну.
Не отрицаю, что происходящее влияет на уровень жизни. В Венесуэле нет никакого кризиса. Люди едят, имеют доступ к продовольствию. В школах работают столовые. Ни одна из социальных программ из-за кризиса свернута не была. Венесуэла живет.
— То есть проблем нет?
— Были в последние три года сложные ситуации со снабжением определенными товарами. Например, в некий момент из продажи исчезает — или ее становится трудно достать — мука, затем — мыло или медикаменты. Конечно, для страны, где был высокий уровень потребления, это шок. И, конечно, бедность пока до конца не искоренена: бедными можно назвать около 2 млн человек. По ним это ударило. Как и по среднему классу. Но, готовя материалы про Венесуэлу, показывают фотографии и видео людей, которые роются в мусорных ящиках. Говорят, что на улицах убивают. И это абсолютная ложь.
Съездите в деревни. В городах ведь в основном не производят, а потребляют. А там, где есть производство продуктов питания, никакого кризиса нет: люди выращивают разные культуры, продают, покупают, обмениваются.
— Об открытии канала гуманитарных поставок, таким образом, говорить не приходится?
— Такой канал — это капкан, в который нельзя попадать. Демагогическое предложение. Вспомните страны, в которые вторглись США — Афганистан, Сирию, Ливию. Гуманитарный элемент — основополагающий аргумент для оправдания интервенции в страну. Многие из этих НКО, о которых вы упомянули, получают финансирование в долларах США. Почти все руководители этих НКО — в Соединенных Штатах. Канал гуманитарных поставок — это не способ помочь венесуэльцам, а метод оправдания интервенции в Венесуэлу.
Вы знаете, какая ситуация сейчас в Колумбии? Это одна из самых бедных стран континента, с наибольшим неравенством. 3 млн человек было согнано с земли отрядами парамилитарес (проправительственными формированиями.— “Ъ”). Всех, кто протестует, убивают. Парамилитарес взяли под свой контроль территории, которые ранее находились под контролем повстанцев. И в результате сейчас смертей больше, чем до соглашения с FARC.
Колумбия, Мексика... В этих странах, которые нас постоянно атакуют, ужасающий уровень социального неравенства, и многие люди недоедают. А еще за год в Мексике убили 88 политических деятелей, а 80 кандидатов на разные позиции вышли из предвыборной гонки из-за опасений за свою жизнь. В Венесуэле идет кампания, и нет ни одного раненого. Кандидаты спокойно ездят по стране. Ни одного раненого.
А в Колумбии проходили праймериз, и можно было голосовать по ксерокопиям. В общем, мошенническая система. А еще там голоса избирателей покупают.
— Почему тогда об этом мало кто не говорит?
— Этот вопрос и надо задавать. Но спрашивайте не Венесуэлу, а CNN, Reuters, BBC, El Pais, Wall Street Journal, Washington Post, New York Times, Guardian. Все международные СМИ, которые пытаются создать криминальный образ Венесуэлы, преувеличивая проблемы. Цель — создать в мире общественное мнение о необходимости интервенции. И остановить процессы, которые не соответствуют интересам глобальных сил, например при помощи разрушения экономики. Такая война велась против Чили в 1973 году: изымали наличные средства, саботировали работу экономики, перекрывали импорт — все, чтобы спровоцировать переворот. В Никарагуа такое было в 1990–1992 годах, где в итоге население проголосовало за правых. Прошло 20 лет, и люди вновь поддержали сандинистов. Было такое и в СССР после триумфа революции в 1917 году.
— Вы готовы к диалогу с теми, кто думает иначе?
— Президент за пять лет 400 раз публично призвал к диалогу с оппозицией. И он сказал, что если выиграет выборы, то вновь призовет оппозицию вернуться к диалогу. Этот путь не закрыт. Нужно начать процесс восстановления единства страны — как было, например, в ЮАР после апартеида. Все должны признать, что несут ответственность за прошлое. Все должны гарантировать, что не будет возвращения к насилию. Нужно возместить ущерб жертвам. И затем можно будет издать закон об амнистии. Но оппозиция, напомню, отказалась подписывать в Доминиканской Республике соглашения с правительством.
— Вопрос про внешнюю политику. Что можно было бы улучшить в отношениях с Россией?
— Эти отношения были начаты — на нынешнем уровне — команданте Чавесом и продолжены президентом Мадуро. Россия — наша союзница на двух уровнях. Первый — политический. Выступая по поводу Венесуэлы в Совбезе ООН и других органах, российские представители всегда поддерживают демократию. Защищают не правительство Венесуэлы, а право венесуэльцев на мир и демократию. Мы благодарны за это ей, а также Китаю, многим странам Африки, Карибского бассейна, Кубе, Боливии. Эти страны — наши братья.
Также Россия продолжает углублять экономические отношения с нами. Например, обычно мы закупали пшеницу у Аргентины, США и европейских стран. Но США и Европа прекратили продажи. После того как в Аргентине президентские выборы выиграл Маурисио Макри, экспорт оттуда к нам также подпал под ограничения. Но мы заключили соглашения с Россией и Белоруссией.
— Что дальше?
— С Николасом Мадуро эти отношения будут сильно укрепляться. Потому что он сказал, что его единственная задача на ближайшие месяцы — восстановить экономику, мир и единство Венесуэлы.
— Какие шаги нового правительства будут первыми?
— Надо объединить страну. Также наша задача — установить мир и восстановить экономику. Наш народ живет в условиях, которые не заслуживает. Но уже сейчас есть некоторые хорошие сигналы, причем не только из-за восстановления цен на нефть. Мы должны получить от кризиса выгоду, добиться изменения экономической модели, стать менее зависимыми от нефти, развить новые сферы экономики — нефтехимию, туризм, сельское хозяйство. И в этом мы полагаемся на поддержку России и других братских стран.