волнения
В минувшие выходные в центре Москвы правозащитные организации провели митинг против войны в Чечне. Несколько сотен человек прошли по Тверской улице от Триумфальной площади до Пушкинской. Они требовали переговоров с Асланом Масхадовым и выступали против "марионеточного референдума" в Чечне. О том, как остановить войну, вместе с демонстрантами размышляла корреспондент Ъ ОЛЬГА Ъ-АЛЛЕНОВА.
У выхода из метро на Триумфальную площадь раздавали листовки антивоенного содержания. Листовки были правильные, а указанные в них цифры впечатляли. "Весь бюджет России — $73 млрд,— подсчитали авторы прокламации.— Война в Чечне, по самым скромным подсчетам, обходится в $10 млрд в год — примерно миллиард рублей в день. Не менее половины этих денег разворовывается. Расходы на чеченскую войну в 3 раза больше расходов на образование, в 7 раз — на науку, в 9 раз — на здравоохранение... По данным опросов ВЦИОМ, в январе 2003 года сторонников мирных переговоров стало 63%! И это несмотря на тотальную военную пропаганду!.."
Количество сторонников мирных переговоров, обозначенное в листовке, отличалось от цифр на плакатах и лозунгах и еще больше от тех, что называли манифестанты. Но в любом случае ниже 51% она не опускалась.
— Новодворскую видела? — радостно крикнул мне знакомый тележурналист.— Она демонстративно ушла. Сказала, что тут троцкисты присваивают себе лавры и их надо гнать, потому что организовали митинг правозащитники.
— Троцкисты — это кто?
— Да вон они стоят, радикалы какие-то.
Групп транснациональных радикалов с черными флагами действительно было много — больше, чем остальных. Вели они себя мирно, не кричали, и чем разгневали госпожу Новодворскую, стало ясно только во время митинга.
Лев Пономарев, председатель Движения за права человека, размахивая рупором в руке, кричал:
— Подходите ближе, организованнее! Скоро пойдем!
В облике ветерана правозащиты было что-то молодое и революционное. На дежурный вопрос о количестве манифестантов господин Пономарев воодушевленно воскликнул:
— Я не знаю, это же как стихия! Пока где-то пятьсот, но будет тысяча, а может, полторы.
От Триумфальной площади до Пушкинской шли весело. Кричали: "Долой войну в Чечне!" — и улыбались. Прохожие с завистью смотрели вслед. Тех из них, кто смело присоединялся к манифестации, одобрительно хлопали по плечам, и новички с радостью принимались надрывать горло. Рядом со мной вышагивал немолодой мужчина с древком транспаранта в руке. Он тоже весело скандировал про мир в Чечне.
— Вы верите, что это поможет остановить войну? — спросила я, указывая на транспарант.
— Не поможет,— ответил мужчина.— Но если бы здесь было в сто раз больше людей, если бы не дома перед телевизорами отсиживались, а здесь шли, тогда бы помогло.
— А вы из какой организации? — поинтересовалась я.
— А не из какой,— беспечно сказал манифестант.— Я просто биолог. Из МГУ. А зовут меня Коля Формозов.— И, подумав, добавил: — Просто ужасно стыдно. Жить вот так стыдно. Люди приходят сюда, чтобы освободиться от этого стыда. Разрядиться.
— Долой ФСБ! — дружно закричали несколько демонстрантов. Их поддержали по меньшей мере голосов сто.
— До-лой-фэ-эс-бэ! До-лой-фэ-эс-бэ! — в такт демонстрантам отбивал барабанную дробь буддист в желтом сари.
На Пушкинской площади стояли милиционеры. Играла музыка. Здесь было еще человек двести. Бросались в глаза политические транспаранты "Закаев, мы с тобой!", "Нет войне за нефть!", "Проведение референдума в условиях войны недопустимо!" и даже "Наш враг не в Чечне, наш враг — в Кремле!".
— Вы ведь журналист? — с западным акцентом спросил у меня стоявший рядом человек.— Вы писали про сбитый вертолет в Чечне, я видел фото. Я знаю, ваша газета о таких мероприятиях пишет несколько цинично. Вы ведь не верите в силу этих людей?
— А вы верите?
— Я думаю, это очень важно, что люди собираются здесь.
— Они собираются здесь уже три года.
— Но разве они могут сделать то, чего не может сделать власть?
Мой собеседник оказался немецким журналистом Ульрихом Хейденом из газеты Sachsische Zeitung. Он уже был однажды на подобном митинге — здесь же, на Пушкинской, месяц назад. Поэтому на сегодняшний митинг ему можно было не приходить, но он, по его словам, решил понаблюдать, как растет самосознание русского народа.
Все, кто хотел выступить на митинге, собрались на импровизированной трибуне. С рупором в руке вперед протиснулся "просто биолог" Коля Формозов. Он сообщил, что будет вести митинг, и попросил всех выступающих предлагать, как можно остановить войну в Чечне.
Выступавший первым правозащитник Валерий Борщев сказал про другое:
— Мы смирились с тем, что в "Норд-Осте" ни одного террориста не взяли живьем — может быть, для того, чтобы скрыть от нас правду? Мы смиряемся, а смиряться нельзя! Нужно всем объединиться и сказать: "Мы против войны в Чечне!"
— Война в Чечне продолжается! — взял слово господин Маигов, председатель Чеченского антивоенного конгресса, предварительно сообщивший, что как раз оттуда только что вернулся. — Сегодня Чечне навязывают референдум, и мы знаем, что это референдум в условиях насилия! Путин сказал, что чеченский референдум инициирован самими чеченцами. Кто эти чеченцы? Кто их делегировал?
Потом объявили минуту молчания по всем погибшим. Торжественность минуты нарушали только случайные люди, которые никак не хотели молчать, а рассуждали о пенсиях и "продажной верхушке".
В группе с черными флагами, расположившейся прямо перед ораторами, о чем-то оживленно заговорили. А когда после Татьяны Касаткиной из "Мемориала" слово взял депутат Сергей Юшенков, радикалы неожиданно закричали:
— Войну породил капитал!
Депутат что-то хотел сказать, но под черными флагами заорали сильнее:
— Ка-пи-тал-дерь-мо!
— Друзья! Не мешайте вести митинг! — попросил их господин Пономарев. "Друзья", проорав еще раз нехорошее про капитал, замолчали.
— Нужно остановить войну! — крикнул господин Юшенков.— Нужно сесть за стол переговоров, и не с Кадыровым, а с Масхадовым! И отменить этот марионеточный референдум! Если каждый из нас будет говорить об этом властям, нас в конце концов услышат! Ведь на прошлом митинге нас было около шестисот, а сейчас...
— Около тысячи,— подсказал господин Пономарев.
— Тысяча,— подхватил депутат.
Я оглянулась. Тысячи явно не было. Может быть, человек пятьсот, да и то с натяжкой.
— Нет войне в Чечне! — закричал господин Юшенков.
— Нет войне в Ираке! — заорали под черными флагами, перекрывая оробевшие голоса тех, кто за мир в Чечне.
Тут наконец до рупора добрался лидер транснациональных радикалов Николай Храмов.
— Чечню — под международный контроль! — яростно рубанул он рукой.— Саддам должен уйти! И вместо него — международное руководство! Сначала Ирак, а потом Чечня!
Конечно, многие бы возразили радикалу, что митинг вообще-то про Чечню и что на Чечню дали всего один час, а где уж тут с Ираком уложиться, но господин Храмов так самозабвенно ораторствовал, что замерзшие демонстранты даже подпрыгивать перестали.
Наконец, правозащитник Пономарев зачитал резолюцию, в которой было про чеченский референдум на костях.
— Мы отправим это к главам стран "восьмерки",— сказал правозащитник.— Чтобы они обратились к Путину и не допустили референдума во время войны! Референдум — только в условиях мирного урегулирования!
Манифестация закончилась. Мы с немецким коллегой отправились пить кофе.
— Мне очень нравится то, что люди пришли сюда, на площадь,— сказал Ульрих.— Это говорит, что в России развивается гражданское общество.
— Многие думают иначе. Например, что правозащитники отрабатывают гранты. Или что люди просто пришли потусоваться.
— Что вы! То, что здесь происходит, увидят по телевидению. У нас, в Германии, Россия воспринимается как авторитарное государство, как страна, где боятся выступать против власти. И то, что в России есть оппозиция, простые люди, которые не боятся выходить на одну из центральных площадей столицы, чтобы выразить недоверие власти, будет открытием для моих сограждан. И то, что эти люди говорили, действительно серьезно! Российская власть бросила чеченский народ. И Чечня уже не воспринимает Россию как свое государство. Значит, бессмысленно проводить там политику навязывания своей воли, давления. Надо идти на переговоры с Масхадовым. Масхадов — единственный представитель чеченской власти, которого воспринимают чеченцы. И ему война не дала сложить полномочия.
— Да ведь переговоры с Масхадовым не прекратят терактов. У него нет такой силы.
— Но это будет демонстрацией того, что Москва готова к мирному урегулированию. Это будет началом мира.