премьера опера
В московском театре "Геликон" состоялся пресс-показ оперы "Петр Великий" (1790) руки популярнейшего во Франции XVIII века Андре Гретри (1741-1813). Комическому повествованию, по мнению ЕЛЕНЫ Ъ-ЧЕРЕМНЫХ, успех обеспечен. Такой чудной биографии русского императора мы еще не видели.
Хотя либретто сочинялось по книге Франсуа-Мари Вольтера "История Петра Великого", сюжет оперы Гретри замечателен наивным неведением каких-либо фактов реальной жизни Петра, кроме трех: что его жену звали Екатериной, друга — Меншиковым и что Петр умел плотничать. Именно на рабочем месте — на какой-то безымянной судоверфи, по ходу сюжета переименовываемой то в la petite village, то в "кантон", и появляется Петр. И запевает первую арию "Я скоро соединюсь с той, которую люблю..." нежнейшим тенорком 20-летнего студента гнесинского училища Максима Миронова.
Соединение происходит. Юная Екатерина (Елена Вознесенская), заметно форсируя на forte, недолго славит свое хобби: "Источник счастья — благотворительность, помогать несчастным — вот мое удовольствие", поскольку основной ее задачей автор счел воспевание бескорыстной любви к Петру. "Любовь — вот моя империя, ее я буду оберегать",— старается эта по-французски поющая и на ломаном русском говорящая девушка, чей образ композитор Гретри в тон юношески смазливому Петру не потревожил ни единой реалистической деталью.
Прочие персонажи оперы — нарядные марионетки, послушно отбивающие ритм хоровых галопов и дивертисментных менуэтов на стропилах эффектного сувенира-корабля, растянувшегося во всю горизонталь узкой (4,5 м) геликоновской сцены (художники Игорь Нежный и Татьяна Тулубьева). Действий, совершаемых ими на корабле по придумке режиссера Дмитрия Бертмана, гораздо больше, чем событий в опере. Парочка влюбленных по имени Каролина и Алексей (им благотворительствует мягкосердечная Екатерина) сладострастно обнимается, домогаясь благословения Каролинкиного папочки Жоржа. Сам папа Жорж (Дмитрий Овчинников) где-то на верхней — под самым потолком — палубе вокально отчитывается в несносности своего характера.
Ну, ей-богу же, не Андре Гретри предписал речитативам героев звучать то по-французски, то по-русски, то с карикатурной неметчинкой, как у Жоржа, объясняющего Петру: "это есть гостиная в деревенский стиль". Публику все время будят. То девушка какая заверещит чайкой. То безымянный матрос произнесет с кормы текст авторской ремарки: "Театр изображает местность, расположенную недалеко от деревни. Слева видны домики. Справа — газон и лужайка".
На лужайке, между прочим, рыдает возлюбленная, брошенная Петром ради Меншикова, на которого ополчились бояре. По сей причине Петр отбывает в Москву. А оркестр под управлением Сергея Стадлера выдает душещипательную симфоническую картину в духе хора фурий из "Орфея и Эвридики" Глюка — первая внятная аналогия как-никак соотносящемуся с творчеством Гретри музыкальным стилем. Да и то сказать, кто ж ходит в комическую оперу за музыкой. Ходят за зрелищем.
В конце Петр возьмет ми второй октавы и оседлает проволочного коня. Но не ждите даже тени грозного "Медного всадника". Если бы такой спектакль поставили французы, можно было бы долго смеяться над этим воплощенным кошмаром учителя истории, но в январской Москве 2003 года он кажется отнюдь не лишенным смысла. Во-первых, в народном сознании Петр I давно превратился из романтического героя романа Алексея Толстого в героя анекдотов наподобие Чапаева или Штирлица. Во-вторых, неожиданно выяснилось, что композитор Андре Гретри обладал нешуточным даром предвидения, еще в XVIII веке превратив в водевиль не только жизнь национального героя, но и грядущий праздник 300-летия Санкт-Петербурга.