Цены на нефть оправились от падения 2014 года, и кое-кто уже мечтает о возврате к $100 за баррель. Хотя некоторые сценарии возврата цены к таким уровням правдоподобны, риски снижения тоже весьма значимы.
Фото: Bloomberg via Getty Images
В апреле 2018 года цены на нефть поднялись до максимумов с ноября 2014-го. Баррель Brent торгуется около $75, российская смесь Urals — $72.
Возможно, именно поэтому шоковая реакция на санкции против «Русала» была краткосрочной — почти весь провал начала апреля сейчас выкуплен (рынок был бы даже выше, если бы не сильно пострадавшие от распродажи акции Сбербанка, в которых к весне образовался небольшой пузырь).
Инвесторы понимают, что, несмотря на санкции, при такой дорогой нефти макроэкономическая ситуация в России будет благоприятной. Так, заложенный в бюджете дефицит, если такие нефтяные цены продержатся весь год (или даже снизятся на десяток долларов), сменится профицитом, а курс рубля придется сдерживать от укрепления, а не от снижения. Последнее, впрочем, и происходит из-за интервенций Минфина на валютном рынке.
Министерство запланировало в апреле купить валюту на 240,7 млрд руб., приостановило покупки на шесть дней во время рыночного обвала и вернулось на рынок 17 апреля, да с таким объемом, чтобы распределить весь оставшийся лимит на остаток месяца. Поэтому курс пока не спешит возвращаться к досанкционным временам, хотя без Минфина мог бы.
Однако будет ли очередное нефтяное благополучие устойчивым?
Предсказания, связанные с нефтью,— вещь неблагодарная.
Как отмечал ветеран американской нефтяной аналитики Фил Верлегер, все прогнозы в этой сфере не более чем дорогие генераторы случайных чисел. Все дело в обилии факторов, влияющих на цену.
Не работает сейчас и довольно разумный «критерий Гайдара»: «Самое умное, что я слышал о ценах на нефть... до тех пор пока большинство участников нефтяного рынка полагают, что высокие цены на нефть — на короткое время, они останутся высокими. Когда подавляющее большинство участников нефтяного рынка поверят, что высокие цены на нефть — надолго, они рухнут».
Проблема в том, что сейчас цены на нефть не низкие, но и не высокие, а мнения участников рынка часто диаметрально противоположны, так что применить этот критерий в данный момент нельзя.
Санкции — за рост!
Тем не менее понимание факторов, влияющих сегодня на рынок, небесполезно. Начнем с тех, которые работают на рост цен.
Во-первых, рынок ждет новых санкций в отношении стран-нефтеэкспортеров. С момента снятия санкций западными странами с Ирана в начале 2016 года США должны продлевать это решение каждые четыре месяца. Такое продление «в последний раз» было подписано Трампом 12 января 2018 года. А 12 мая Трамп может его и не подписать.
Возможно, это зависит от того, кто будет иметь больший доступ к уху президента: «ультраястреб» советник по национальной безопасности Джон Болтон или неожиданно оказавшийся самой сдержанностью министр обороны Джеймс Мэттис (известный также по явно неоправданному прозвищу Бешеный Пес).
Но если в состязании победит первый, американские санкции могут снова вступить в силу.
Санкции против Ирана вызовут рост цен на нефть. Впрочем, вряд ли существенный, так как для полномасштабного нефтяного эмбарго (как с 2012 по 2016 год) нужно участие ЕС, а европейцы вряд ли полностью поддержат Трампа.
Следующая в очереди на санкции — Венесуэла. Производство нефти в испытывающей вялотекущую экономическую катастрофу стране и так упало ниже плинтуса. В начале года оно составило 1,5 млн баррелей в день (мбд), это минимум аж с 1987-го. Но может упасть и еще сильнее, если США введут новые экономические санкции против Каракаса.
Дело в том, что производство венесуэльской нефти зависит от импорта американской легкой нефти или нафты, которую смешивают со сверхтяжелыми и очень вязкими сортами бассейна Ориноко, чтобы последние можно было без проблем транспортировать.
19 марта США уже ввели санкции, запрещающие операции с венесуэльской криптовалютой петро, но новые ограничения не коснулись нефтяного сектора. Тем не менее санкции в отношении нефтянки готовятся — вероятно, они будут введены в тот период, когда это нанесет максимальный урон режиму Николаса Мадуро. Видимо, следует ожидать их введения перед запланированными на 20 мая президентскими выборами в Венесуэле.
Это также будет способствовать росту цен, в особенности на тяжелые сорта вроде российской смеси Urals. Дело в том, что НПЗ в США испытывают дефицит именно тяжелых сортов, одним из основных поставщиков которых как раз является Венесуэла.
Сланцевая нефть, бум производства которой неожиданно произошел в последние несколько лет, в основном очень легкая (плотность в градусах API >40). А американские НПЗ, строившиеся задолго до появления сланцевой добычи, были технологически заточены на более тяжелую импортную нефть (средний инпут на НПЗ США в 2017-м — нефть с API 32).
Тающие запасы
Второй «бычий» фактор — в США за последний год произошло существенное падение коммерческих запасов нефти. По данным Energy Information Administration, последние уже ниже своего среднего уровня за предыдущие пять лет. Избытка запасов нефти, ставшего одним из основных драйверов падения цен в 2014 году, больше нет.
Сокращение запасов отчасти объясняется все той же зависимостью НПЗ США от тяжелой нефти.
США экспортируют свою нефть, одновременно являясь ее крупнейшим мировым импортером (после Китая). Но импортировать они вынуждены в основном тяжелую нефть, а экспортировать — куда менее востребованную родными НПЗ легкую. Возможность экспорта нефти появилась после снятия ограничений в конце 2015 года. С этого времени по текущий момент экспорт вырос с 0,5 мбд до 1,6 мбд. Также существенно вырос экспорт нефтепродуктов.
В последние недели впервые в истории нефть из США стала экспортироваться супертанкерами класса VLCC (их типичная загрузка очень велика — 2 млн баррелей). Если тренд на использование VLCC сохранится, стоит ждать еще большего роста экспорта нефти из США, так как транспортировка супертанкерами значительно дешевле, чем более мелкими танкерами Aframax или Suezmax, которые эксплуатируются сейчас (их использование добавляет к стоимости $0,6–0,7/барр.)
Разумеется, при экспорте из США нефть не исчезает. Однако статистический учет в США несравненно более качественный, чем в других странах, поэтому излишек нефти, убывающий из Америки, в каком-то смысле «пропадает» (в особенности если перемещается не в развитые страны ОЭСР), а поэтому часто трактуется рынком как дефицит. Так что рост экспорта нефти из США — скорее «бычий» фактор для нефти, во всяком случае в кратко- и среднесрочной перспективе.
ОПЕК+ успех
Кроме вызванного экспортом дефицита в США заметны некоторые признаки и реального глобального дефицита нефти. Данные International Energy Agency говорят и о падении запасов в других странах ОЭСР, хотя эти сведения куда менее точны. Так, запасы упали до уровня 2,84 млрд баррелей, при этом, что важно, почти полностью ушел избыток: в 2016 году запасы были выше среднего уровня за последние пять лет на 400 млн баррелей, сейчас — всего на 30 млн.
Соглашение ОПЕК+, стартовавшее в ноябре 2016 года, явно работает. По оценке американского нефтяного аналитика Арта Бермана, в результате соглашения ОПЕК+ с ноября 2016 года с мирового рынка было изъято более 700 млн баррелей жидкого топлива (нефть и газоконденсат), в то время как дополнительные объемы американской сланцевой нефти добавили на рынок значительно меньший объем — 180 млн баррелей.
По оценке Бермана, соглашение ОПЕК+ ответственно за $20–25/барр. премии в текущей цене.
Правда, стоит заметить, что в некоторых случаях выполнение квот в рамках ОПЕК+ было непреднамеренным. Так, та же Венесуэла производит нефти почти на 0,5 мбд ниже квоты в рамках ОПЕК+ (2,97 мбд) просто потому, что не может производить больше из-за развала экономики. Не такие серьезные, но все же ненамеренные сокращения случаются также в Ливии, Анголе, Алжире и Нигерии.
Так что
трудно сказать, в какой степени соглашение ОПЕК+ успешно из-за дисциплины в его соблюдении, а в какой — из-за непреднамеренного перевыполнения квот некоторыми его участниками.
Хотя основные игроки — Саудовская Аравия и Россия — соблюдают квоты, а первая даже последовательно немного перевыполняет их. Впрочем, победителей не судят — пока они победители.
Интересно также и то, что в ходе реализации ОПЕК+ с рынка ушла в основном тяжелая нефть. Насколько эта стратегия является намеренной, тоже не ясно (с тяжелой венесуэльской нефтью опять все получилось само собой). Но если стратегия хотя бы отчасти намеренная, то ее логика вполне понятна: не создавать дефицита именно легкой нефти и тем самым не помогать сланцевым производителям в США.
И здесь тоже успех: легкая сланцевая нефть в США в избытке и дорожает не так сильно, как тяжелые сорта (что, в свою очередь, стимулирует экспорт сланцевой нефти, сокращая пристально наблюдаемые в США рынком запасы).
По данным Reuters, в Саудовской Аравии весьма воодушевлены успехом ОПЕК+ и не возражали бы против возвращения цен на уровень $80/барр. и даже $100/барр.
Резоны для этого у Саудовской Аравии есть — даже и помимо наполнения дефицитного ныне бюджета. Уже несколько лет монархия собирается провести IPO Saudi Aramco (сейчас оно в очередной раз перенесено и намечено на конец 2018 года). Ну а публичное размещение акций крупнейшей в мире нефтяной компании было бы неплохо проводить при высокой цене на нефть.
Успехом ОПЕК+ озаботился даже Трамп, написавший по этому поводу 20 апреля твит, в котором пожурил картель за искусственно завышенные цены. Несмотря на это, на очередной встрече 22 июня соглашение, если не случится чего-то непредвиденного, будет продлено.
Обратная сторона
Увы, у многого в жизни есть две стороны, и у успеха ОПЕК+ тоже есть свои побочные эффекты, которые могут со временем превратить успех в его противоположность.
Прежде всего рост цен стимулирует рост добычи сланцевой нефти в США. Добыча нефти (сланцевой плюс конвенциональной) в США растет и уже достигла в апреле 10,5 мбд, побив предыдущий рекорд ноября 1970 года в 10 мбд. Впрочем, рекорды рекордами, но переломить изъятые с рынка сотни миллионов баррелей ОПЕК+ сланцевая нефть пока не в состоянии.
Однако, если рост добычи в США ускорится, это будет явной проблемой для нынешнего картеля. Впрочем, у США есть и еще один козырь, пока не брошенный в игру,— Аляска. Еще в прошлом году Трамп дал распоряжение об оценке ресурсов и подготовке к лизингу для добычи нефти и газа в двух аляскинских природных заповедниках. Потенциал добычи высокий: по оценкам EIA от 2000 года, он составляет 1–1,45 мбд в день. Это немало — треть-четверть текущего нетто-импорта нефти и нефтепродуктов США. Освоение нефти на Аляске вряд ли обрадует и ОПЕК, и действующую заодно с картелем Россию. Однако для санкционирования разработки месторождений требуется одобрение Конгресса. Пока оно остается под вопросом: большинство демократов не поддерживает такое решение.
Исключительно важно и то, что ОПЕК+ более или менее успешно контролирует предложение нефти. Но вот управлять спросом картель никак не в состоянии. В апрельском докладе World Economic Outlook МВФ рисует очень радужный прогноз роста мировой экономики в 2018 году.
В США прогноз роста ВВП на 2018 год — 2,9% (эффект налоговой реформы), в еврозоне — 2,4%, в Китае — 6,6%. Общемировой рост тоже вполне солидный — 3,9%.
От этих оптимистических прогнозов по экономике пляшут и прогнозы спроса на нефть. ОПЕК прогнозирует рост спроса на нефть в 2018 году на 1,6%, EIA — на 1,8%. Однако в сохранении высоких темпов экономического роста, а значит, и спроса на энергоносители в ключевых США, еврозоне и Китае, возможно, не стоит быть столь уж уверенными.
Например, ФРБ Атланты, отслеживающий 13 оперативных показателей с применением более высокочастотной модели вроде GDPNow, не разделяет оптимизма МВФ и прогнозирует относительно слабый рост ВВП США в первом квартале 2018 года — 1,9% г./г. А это может означать, что впереди у США если и не рецессия (что тоже не исключено), то приличное замедление темпов роста.
Похожие проблемы и у еврозоны, и у давно уже перегретого и под завязку перекредитованного Китая. А спрос на топливо очень хорошо коррелирует с экономическим ростом. Если пропадет экономический рост, упадет и рост спроса на нефть.
Так что нефтеэкспортеры, увы, остаются заложниками не только роста предложения (которое они пытаются контролировать), но и спроса. И здесь им остается только надеяться, что у остального — не экспортирующего нефть — мира все будет хорошо.