дата кино
Сегодня исполняется 100 лет со дня рождения кинорежиссера Григория Александрова (1903-1983) — народного артиста СССР (1948), Героя Социалистического Труда (1973), дважды лауреата Сталинской премии (1941, 1950), создателя советской музыкальной комедии, автора хрестоматийных "Веселых ребят" (1934), "Цирка" (1936), "Волги-Волги" (1938), "Светлого пути" (1940), "Весны" (1947).
Григорий Александров — единственный советский режиссер, который стал, выражаясь высоким стилем, вневременным "национальным достоянием", говоря по-современному, брэндом. Его имя — своего рода коллективный псевдоним. Мы говорим "Александров" — подразумеваем "Любовь Орлова, Дунаевский, Лебедев-Кумач". Хрипотца Леонида Утесова сливается с басом Поля Робсона, чеканный шаг праздничных колонн на Красной площади — с причитаниями Раневской-домработницы: "Белая горячка. Горячка белая".
В наши дни, пересматривая александровские комедии, не сдержать раздражения. Ну не смешно. Непонятно, как эти песни можно было распевать для души. В Любови Орловой не чувствуется ни малейшего "сексапила", ни номера шесть, ни любого другого. Но при этом в этих комедиях есть опровергающая все претензии убедительность монумента. Они неизбежны, необходимы, неистребимы.
Мемуары Александрова "Эпоха и кино" — уникальное чтение. Если пренебречь десятками тоскливых страниц о неуклонной заботе партии и правительства о "важнейшем из искусств", получится плутовской роман, который бессмысленно проверять на соответствие реальности. Кинематограф для вернувшегося с гражданской войны рабочего уральского паренька — восхитительная авантюра. Ассистент, актер и соавтор Сергея Эйзенштейна, его правая рука (а как модно утверждать, и любовник), Александров балансирует на канате, дюжину раз летит с борта "Потемкина" в ледяную воду, играя всех убитых матросами офицеров сразу, вместе с начальником ленинградской милиции "грабит" ночью склад с осветительными приборами, срочно необходимыми для съемок штурма Зимнего, и попадает в ГПУ за то, что внедрил в ряды первомайской демонстрации статистов с лозунгами Февральской революции. Чаплин с хохотом обнимает его: "Как жаль, что я не знал вас раньше". Великий комедиограф Эрнст Любич "грубо льстит", а высланный Троцкий выклянчивает по телефону у Эйзенштейна экранизацию своей книги "Тайны Кремля", но получает гневный отпор. На съемках "Веселых ребят" пьяный бык загоняет группу на деревья, а гипнотизер теряет сознание, пытаясь его заворожить. А Рузвельт, оказывается, имел привычку напевать куплеты из "Волги-Волги". За всем этим фейерверком анекдотов — несомненная, искренняя, плотская любовь к своей профессии, а такая любовь искупает все реальные и мнимые грехи. И той же безоглядной любовью к иллюзорному миру дышит и лучшая комедия Александрова "Весна".
Но чем ближе книга к концу, тем меньше смеха, тем официальнее, сдержаннее автор. После 1960 года Александров практически не снимает. Его последний фильм о разведчиках "Скворец и Лира" (1974) положен на полку по требованию то ли консультанта, генерала КГБ Цвигуна, ошеломленного лобовым сюжетом в духе конца 1940-х годов, то ли самой Любовью Орловой, недовольной тем, как она выглядит на экране. Еще бы: 70-летняя актриса сыграла там юную героиню. Часть фильма она вообще гуляла по экрану с забинтованным лицом, якобы попав в аварию. Это не смешно, это трагично: насколько надо быть то ли влюбленным в свою жену, то ли подавленным ею, чтобы решиться на такой заведомо провальный опыт!
Велико искушение противопоставить страшную эпоху экранному веселью. Первый муж Орловой, "вредитель" Андрей Берзин, томится в лагерях. На съемках "Веселых ребят" арестованы сценаристы Николай Эрдман и Владимир Масс. Оператор Владимир Нильсен снимает в перерыве между арестами. Из финала "Цирка" вырезают план с Соломоном Михоэлсом. Но "большой террор" — настолько постоянный и, как ни ужасно, естественный фон эпохи, что конфликт между ним и творчеством Александрова кажется привнесенным задним числом. Александров, царедворец, дипломат и тиран, которому достаточно было вежливо сказать неугодному: "На 'Мосфильме' вы сниматься больше не будете", чтобы похоронить чью-то актерскую карьеру навсегда, чувствовал себя в эпохе как рыба в воде. Случайно ли, например, бюрократ Бывалов в "Волге-Волге" загримирован под покровительствовавшего режиссеру, но уже впавшего в предарестную опалу главу советского кинематографа Бориса Шумяцкого?
Конечно, все его фильмы исполняли социальный заказ. Но бывает, что социальный заказ заключается в асоциальности. "Веселых ребят" обвиняли в безыдейности, американизме, аполитичности. Но товарищ Сталин промурлыкал: "Хорошо, словно месяц в отпуске провел", обличитель "музыки толстых" Максим Горький восхитился, что герои дерутся не по-американски, а "по-русски" — бац по уху,— и Александров с Орловой навечно прописались на Олимпе советской культуры. Сталинская эпоха — чередование вспышек террора с надеждами на послабление. "Веселые ребята", вышедшие на экраны в отмеченном убийством Кирова декабре 1934 года, или "Цирк", синхронный благодушной бухаринской конституции,— сеансы массовой психотерапии для вздыбленной страны.
Максим Горький, конечно, был не прав в своем умилении. Когда герои "Волги-Волги" распевали: "Америка России подарила пароход, // С носа пар, колеса сзади... // И ужасно, и ужасно, // И ужасно тихий ход", это имело отношение не столько к несчастному пароходу "Севрюга", сколько к творчеству самого Александрова. Идея совместить "американскую эффективность с большевистской убежденностью", грезы о "советском Голливуде" витали в воздухе. Американские киностандарты переносились на "Мосфильм" с той же естественностью, с какой закупались за океаном целые автомобильные заводы. Александров, досконально изучивший Голливуд во время длительной командировки с Сергеем Эйзенштейном и Эдуардом Тиссэ (походя они заложили основы швейцарской и мексиканской кинематографии), безусловно, заслужил обвинения в жадном плагиате. Анюта в финале "Веселых ребят" сдвигала цилиндр набекрень а-ля Марлен Дитрих, а музыканты мутузили друг друга трубами, что твои братья Маркс. Цирковой кордебалет расцветал фантастическим бутоном, как в мюзиклах Ллойда Бэкона, а в марше из "Веселых ребят" современникам чудилась песня из фильма Джека Конвея "Вива Вилья!". Письмоносица Стрелка срисована с героини вестернов Кэлемити Джейн, а "Светлый путь" адаптировал голливудский стереотип Золушки, да и пьеса, по которой он поставлен, так и называлась: "Золушка". Писатель Бруно Ясенский посвятил дотошную статью "Веселым ребятам" — что откуда переперто. Даже сына от первого брака Александров "переделал" из Василия в Дугласа: в честь Дугласа Фэрбенкса.
Сам Александров, кажется, до конца своей жизни пытался убедить себя самого в том, что он не просто догнал, но и перегнал Америку. Во "Встрече на Эльбе" (1949) и "Русском сувенире" (1960) это соперничество приобретает уже параноидальный характер. Реплика солдата "Да, интересно хоть в последний день войны второй фронт посмотреть" полна режиссерской гордости: мы первые во всем.
Режиссер напрасно комплексовал: при таком титаническом масштабе заимствований само понятие плагиата теряет смысл. Когда присваивается целая традиция, это уже не воровство, а культурный подвиг. К Александрову применимо понятие "культурный герой": тот, кто первым чему-то научил человечество, в данном случае "прогрессивное человечество". Он не просто создал советский мюзикл, он заложил основы советской массовой культуры. Он вынянчил белозубого младенца с мускулистым телом ворошиловского стрелка, который до сих пор бодро распевает "старые песни о главном".
МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ