В начале 1923 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение о создании в составе ГПУ особого бюро для «постановки систематической дезинформационной работы». С тех пор искусство введения противников в заблуждение постоянно развивалось и временами давало поразительные результаты.
Иностранным правительственным чиновникам и дипломатам оставалось только гадать, сколько в «Правде» реальной информации и сколько дезинформации (на фото — сотрудники германского посольства в Москве, 1933 год)
Фото: Росинформ, Коммерсантъ
«Для выпуска в обращение фиктивных материалов»
22 декабря 1922 года контрразведывательный отдел Государственного политического управления при НКВД РСФСР подготовил для членов Политбюро ЦК РКП(б) И. В. Сталина и Л. Д. Троцкого предложения об организации в составе ГПУ нового подразделения.
«С переходом нашей республики на мирное положение,— констатировалось в документе,— с открытием границ для иностранцев разведывательные органы буржуазных государств, пользуясь открывшимися для них возможностями, усилили свою работу. Поскольку в военный период вражеские разведки главным образом интересовались расположением и состоянием нашей Красной Армии, постольку теперь свое внимание они направляют по преимуществу на освещение состояния нашей промышленности, на добывание сведений о политической работе наших партийных и советских органов, работу НКИД и т. д.».
Все методы противодействия в сборе такого рода информации, включая дезинформирование недругов, были хорошо известны. Но авторы документа — зампредседателя ГПУ И. С. Уншлихт и замначальника контрразведки Р. А. Пилляр — предлагали сделать дезинформацию организованной и массированной:
«Для республики в данный период передышки, в период дипломатических переговоров с капиталистическими государствами является чрезвычайно важным дезориентировать своих противников, ввести их в заблуждение.
Умелое, систематическое окружение наших противников сетью дезинформации позволит нам оказывать некоторое влияние в желательном для нас смысле на их политику, позволит нам заставить их строить практические выводы на неверных расчетах. Помимо этого дезинформация помогает нашей непосредственной борьбе с иностранными разведками, облегчает проникновение в разведывательные органы буржуазных государств наших агентов и т. п.».
В целях постановки систематической дезинформационной работы ГПУ предлагает создать при нем особое бюро
Организацию и координацию потока дезинформации должно было взять на себя особое подразделение с участием представителей военной разведки и дипломатов:
«В целях постановки систематической дезинформационной работы ГПУ предлагает создать при нем особое бюро из представителей наиболее заинтересованных в этой работе ведомств — Разведупра, НКИД и ГПУ».
В докладе были сформулированы и конкретные задачи для дезинформационного бюро:
- «Учет поступающих как в ГПУ, так и в Разведупр и другие учреждения сведений о степени осведомленности иностранных разведок о России,
- учет характера сведений, интересующих противника,
- выяснение степени осведомленности противника о нас,
- составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной Армии, о политической работе руководящих партийных и советских органов, о работе НКИД и т. д.,
- снабжение противника вышеуказанным материалом и документами через соответствующие органы ГПУ и Разведупра,
- разработка ряда статей и заметок для периодической прессы, подготовляющих почву для выпуска в обращение разного рода фиктивных материалов».
«НКИД этой дезориентацией занимается»
Иосиф Уншлихт (на фото сидит третий слева) считал, что противник может счесть истиной только массированно и систематически распространяемую ложь
Фото: РГАСПИ/Росинформ, Коммерсантъ
Уже 11 января 1923 года Политбюро приняло предложение ГПУ с одним небольшим, но принципиальным уточнением. Дезинформация должна была распространяться только с санкции высшего партийного руководства:
«Принять предложение т. Уншлихта, добавив к п. 6-му "с представлением их в каждом отдельном случае на рассмотрение одного из секретарей ЦК"».
Однако в тот же день против принятого решения выступил Наркомат иностранных дел. Замнаркома М. М. Литвинов писал Сталину:
«Считаю нужным указать, что о предложении тов. Уншлихта НКИД ничего не известно, и из самого постановления тоже неясно, о каком бюро идет речь и в чьем ведении это бюро будет находиться. Можно лишь догадываться, что речь идет об активной дезинформации иностранных правительств и что предложенное бюро будет находиться при ГПУ. НКИД сознает необходимость циркулирования в тех или иных случаях дезориентирующих сведений и нередко этим способом пользуется. НКИД, однако, ни в коем случае не может считать ГПУ компетентным решать, когда и какими путями сведения следует пускать в обращение. В частности, я на днях лишь предписал всем полпредам систематически опровергать все появляющиеся в иностранной печати ложные и сомнительные сведения о России. Может случиться, что сведения, распространяемые вновь созданным бюро, будут сейчас же опровергаться нашими полпредствами. Ввиду, однако, состоявшегося уже постановления Политбюро НКИД просит дополнить это постановление новым пунктом, обязывающим ГПУ не принимать никаких шагов и не выпускать никаких сведений в обращение без предварительного согласования с одним из членов Коллегии НКИД».
С учетом того что конфликты между ВЧК-ГПУ и НКИД не прекращались с первых дней существования советской власти, вполне обоснованные сомнения Литвинова, судя по всему, были сочтены очередным проявлением межведомственной склоки. А авторы идеи создания дезинформационного бюро писали Сталину 17 января 1923 года:
«Из письма товарища Литвинова видно, что НКИД разделяет нашу точку зрения о необходимости систематической дезориентации противника и что НКИД этой дезориентацией занимается.
Что же касается предложения т. Литвинова о согласовании выпускаемых дезинформационных сведений с одним из членов Коллегии НКИД, то оно, очевидно, вызвано неосведомленностью т. Литвинова о том, что по предложению ГПУ, принятому Политбюро ЦК РКП, в дезинформационное бюро должен входить компетентный представитель НКИД».
«Неопределенно, но очень угрожающе»
Максим Литвинов (на фото — в центре) опасался, что советские дипломаты могут начать опровергать распространяемые советскими спецслужбами ложные сведения о СССР
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Первый опыт использования дезинформации для влияния на решения иностранных правительств оказался не слишком удачным. За несколько дней до принятия решения о дезинформационном бюро, 11 января 1923 года, французские и бельгийские войска оккупировали Рур — важнейший промышленный регион побежденной в Первой мировой войне Германии. А вскоре возникли слухи о том, что на ослабленную войной и выплатой репараций победителям Германию собирается напасть Польша. Нагнетанию этих слухов в немалой степени способствовало решение Политбюро, принятое 18 января 1923 года, в котором говорилось:
«Поручить "Правде" и "Известиям" напечатать статьи (с предварительным просмотром их т. Троцким) об известных польских авантюристах, намеревающихся бросить польские войска на Германию, что может в корне нарушить всю ситуацию в Восточной Европе (неопределенно, но очень угрожающе)».
Враждебное отношение Польши к красной России было хорошо известно, и потому ситуация должна была подтолкнуть германское правительство и генералитет к более тесному сотрудничеству с советским политическим и военным руководством. Поэтому 22 января 1923 года члены Политбюро приняли предложение Троцкого о посылке комиссии в Берлин:
«Послать в Германию комиссию в составе тов. Склянского (зампредседателя Реввоенсовета Республики.— «История»), Розенгольца (член коллегии Наркомата финансов РСФСР.— «История») и еще одного военного, но не начальника штаба, с предоставлением комиссии права дальнейшего вызова людей по мере надобности».
При этом членов комиссии обязали уклониться от обсуждения политических вопросов:
«Никаких политических обязательств,— говорилось в решении Политбюро,— в какой бы то ни было степени связывающих правительство РСФСР, комиссия давать не должна».
А подлинной целью поездки было получение германской технической и финансовой помощи для подготовки отпора общему врагу:
«Подготовка должна иметь военно-технический характер со вкладом серьезных денежных средств с обеих сторон, немедленно подлежащих точному определению; со стороны Германии в общем в течение ближайшего полугодия, максимум года — 500 000 000 руб. золотом».
На переговорах, проходивших 2 и 6 февраля 1923 года, советские представители в соответствии с полученными инструкциями настаивали на том, что вопрос срочный и к подготовке, в том числе к выделению денег и технической помощи, нужно приступить немедленно.
«С нашей стороны было указано,— говорилось в докладе комиссии Реввоенсовета о переговорах с командованием германской армии в Берлине,— что, не отрицая значения заграничных закупок, мы все же полагаем, что если заграничные закупки нужны теперь для быстрой подготовки, то в дальнейшем нужно рассчитывать главным образом на развитие своей промышленности. Что же касается предоставления бензина Россией Германии, то для этого нужно, чтобы было предоставлено нам оборудование и средства для расширения производства в России бензина и нефти. Постановка производства под единый калибр возможна, но только на массовых началах, и не возражаем, если таковое будет организовано, а также если будет поставлено сразу производство нужных нам ружей-автоматов и зенитных орудий современных образцов».
Дается лишь всего 140 090 260 руб. из заявленных нами 571 344 998
Но конкретные результаты переговоров, как констатировалось в докладе, оказались удручающими:
«Нами было указано, что те цифры, в которых выражается то снабжение, которое дается нам Германией, производят прискорбное впечатление. Дается лишь всего 140 090 260 руб. из заявленных нами 571 344 998, причем за вычетом сомнительного отпуска из остающихся 112 383 260 50% падает на санитарное снабжение, имеющее первостепенное, но не главное значение, а затем не всюду указаны сроки выполнения. Что же касается заявки на развитие производства, то таковое, в сущности, оставлено без ответа».
Не лучше выглядели итоги визита немецкой военной делегации в Москву, проходившего 22–28 февраля 1923 года, доложенные советскими переговорщиками в Политбюро:
«Германия отказывается оказать нам материальную помощь в заявленных нами размерах бесплатно или в долгосрочный кредит…
Попытки со стороны наших представителей: 1) добиться более приемлемых для нас способов расчета при определенном заявлении о невозможности расплаты с нашей стороны сырьем были безуспешны; 2) также оказались безуспешны попытки получить более точные сведения относительно возможного участия правительственных германских средств в развитии нашей военной индустрии…»
«Через захваченные немецкие радиостанции»
Этот случай продемонстрировал, что дезинформация, запущенная без тщательной подготовки, кавалерийским наскоком, не дает результата. И ко всему прочему использование официальных печатных органов для публикации заведомо ложных сведений ведет к подрыву доверия к ним внутри страны и за рубежом. Поэтому дезинформацию начали продвигать через самые разнообразные зарубежные издания.
К примеру, в том же 1923 году, как сообщала в Москву резидентура ГПУ в Германии, с помощью публикаций в баварских газетах была проведена операция по дискредитации жившего в Мюнхене великого князя Кирилла Владимировича.
Выработать порядок разработки материалов по дезинформации противника и передачи их в НКВД СССР
Дезинформационных операций в последующие годы прошло немало. Но по-настоящему успешная операция по введению в заблуждение не только противника, но и союзников была проведена в годы Великой Отечественной войны. 25 апреля 1942 года нарком внутренних дел СССР Л. П. Берия доложил Сталину:
«В марте-апреле 1942 года органами НКВД задержано 76 агентов германской военной разведки, переброшенных на самолетах в составе разведывательно-диверсионных групп и в одиночку для шпионской и диверсионной работы в гг. Вологда, Ярославль, Иваново, Александров (Ивановской области), Пенза, Молотов, Тамбов, Куйбышев, Сталинград, Казань, Горький и в войсковых тылах Западного фронта.
У задержанных изъяты 21 портативная приемо-передаточная радиостанция, через которые они должны были шифром передавать собранные сведения и сообщать результаты диверсионных действий.
Все эти германские агенты являются бывшими военнослужащими Красной Армии, находившимися в плену у немцев, где они были завербованы и обучены в разведывательных школах…
В целях ограничения активности германских разведывательных органов в указанных выше городах и создания видимости работы переброшенных шпионских групп и одиночек по заданиям германской разведки по 12 захваченным радиостанциям противника нам удалось установить радиосвязь с немецкими разведывательными органами в гг. Варшава (центр военной германской разведки), Псков, Дно, Смоленск, Минск, Харьков, Полтава.
НКВД СССР считает, что захваченные немецкие радиостанции можно использовать в интересах Главного командования Красной Армии для дезинформации противника в отношении дислокации и перегруппировок частей Красной Армии.
Поэтому, если данное мероприятие будет признано Вами целесообразным, считаем необходимым поручить начальнику Оперативного Управления Генерального Штаба Красной Армии тов. БОДИНУ и начальнику Главного Разведывательного Управления тов. ПАНФИЛОВУ выработать порядок разработки материалов по дезинформации противника и передачи их в НКВД СССР для реализации через захваченные немецкие радиостанции.
Передача дезинформации противнику через захваченные рации будет обеспечиваться надежным контролем».
Резолюция Сталина гласила: «Т-щу Берия. Согласен с тем, чтобы тт. Бодин и Панфилов предварительно показывали мне свои дезинформационные указания».
«Нужно сыграть по-крупному»
Точно дозированная дезинформация позволила повернуть немецкие танки на запад и ослабить Восточный фронт
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
После неизбежных ведомственных трений роль координатора в радиоиграх с противником стала исполнять служба радиоконтрразведки ГУКР «Смерш». Возглавлявший ее полковник (в то время подполковник) Д. П. Тарасов рассказывал мне, что осенью 1944 года от источников советских разведслужб в Германии было получено сообщение, что вермахт начал подготовку к удару по наступавшим с запада американцам и англичанам в Арденнах. Для успеха этого контрнаступления требовалось сосредоточение немногих остававшихся у немецкого командования резервов. А также уверенность в том, что в это же время Красная армия не начнет наступление на Восточном фронте. И именно эту уверенность Гитлеру и его генералам решили внушить с помощью самой масштабной за всю войну радиоигры. Как вспоминал Тарасов, Сталин, ставя задачу начальнику военной разведки генерал-полковнику Ф. Ф. Кузнецову, сказал:
«Надо прекращать мелочиться. Нужно сыграть по-крупному и убедить немцев, что зимнего наступления в этом году не будет».
В первых числах декабря 1944 года Кузнецов пригласил Тарасова к себе, в здание Наркомата обороны на Фрунзенской набережной, для разработки деталей операции.
К тому времени был накоплен огромный опыт в технике проведения игр, к примеру в придумывании разнообразных источников информации для перевербованных агентов: разговоры офицеров, знакомых железнодорожников, данные от привлеченных к работе на немцев штабных писарей и т. д. Но, как рассказывал руководитель службы радиоконтрразведки, появилось понимание того, с какой радиостанции и в какой немецкий разведорган следует передавать дезинформацию, чтобы она попала по назначению. Просчитывалось даже, кому из высших нацистских руководителей она будет доложена, и строились довольно точные предположения о том, какое решение будет принято.
Поэтому с подготовкой предварительного плана дезинформирования о затяжной «зимней спячке» Красной армии полковник Тарасов и пять офицеров военной разведки справились за несколько часов. Из множества радиоточек были отобраны те, которые пользовались наибольшим доверием немцев. Для игры было решено задействовать самые значительные за всю войну силы — 24 радиостанции из разных городов.
Первая шифровка была отправлена из Куйбышева от имени группы агентов, которых заслали в советский тыл для пропагандистской работы и создания повстанческих отрядов из врагов власти:
«В Куйбышев с фронта прибыла крупная авиачасть. Военные рассказывают, что бои в Восточной Пруссии показали недостаточную подготовку наступающих войск Советской армии, в связи с чем началась переподготовка войск. Среди городского и особенно сельского населения распространились слухи о затяжной войне. Зимнего наступления уже не ждут. Возможности нашей работы улучшились. Ускорьте доставку оружия, литературы, материалов».
Вскоре несколько работающих под контролем разведгрупп получили одну и ту же шифровку:
«На чем основана уверенность партийных и советских кругов в победе? Что говорят про зимнюю кампанию и когда она ожидается? Проходят ли эшелоны через ваш пункт на Запад? Какие части?»
«Был в гостях у инженера Кировского завода,— сообщали в ответ из Ленинграда.— Встретил там его родственника — полковника отдела боевой подготовки штаба Ленинградского фронта. В разговоре с ним выяснил, что в Ленинграде с 1 января открываются курсы усовершенствования командного состава артиллерии Красной армии. Будут обучаться фронтовики».
Такие сообщения отправлялись немецким разведорганам едва ли не каждый день. Еще 16 радиоточек, которые по заданию нацистов и с помощью контрразведки специализировались на наблюдении за железной дорогой и прифронтовой полосой, передавали информацию об уменьшающемся день ото дня перемещении войск к фронту и продолжающемся укреплении рубежей обороны. Параллельно шло дезинформирование противника и через агентуру военной разведки.
В результате вермахт, растрачивая последние резервы, начал наступление в Арденнах и в боях с англо-американскими войсками понес внушительные потери. Значительные потери понесли и союзники, а их наступление на восток практически приостановилось. А британский премьер У. Черчилль был вынужден просить Сталина как можно скорее перейти в наступление в Польше.
«Легли в основу секретной справки»
С годами совершенствовались и методы продвижения дезинформации через зарубежную прессу. Как правило, сфабрикованная новость сначала публиковалась в какой-нибудь малоизвестной газете какой-нибудь азиатской или латиноамериканской страны. А затем такое сообщение перепечатывали со ссылкой на этот первоисточник тайно финансируемые Советским Союзом издания. Если дезинформация была хорошо подготовленной и выглядела сенсационно, ее немедленно подхватывали и другие СМИ. И к радости сотрудников служб дезинформации, поток статей и передач быстро принимал лавинообразный характер.
Следует отметить отлаженные связи бюро с рядом влиятельных органов местной печати
Иногда удавалось добиться значительных результатов и без особых ухищрений. В 1960–1970-х годах, когда советско-китайские отношения находились не в лучшем состоянии, советские информационные агентства распространяли немало искажающей реальность информации о КНР. 27 февраля 1976 года посольство СССР в Риме доложило в ЦК КПСС об успехе, достигнутом бюро агентства печати «Новости» в Италии:
«Следует отметить отлаженные связи бюро с рядом влиятельных органов местной печати, в первую очередь с телеграфными агентствами АНСА и "Италия", по каналам которых часто передаются комментарии АПН по важнейшим вопросам внутренней жизни СССР и международной политики. Благодаря этим связям материалы АПН находят немедленный выход на страницы десятков местных газет и журналов. Среди других важных тем, которые освещаются местной печатью с использованием материалов АПН, является тема современного положения и политики КНР. Статьи и комментарии АПН по антимаоистской тематике систематически перепечатываются газетами "Пополо", "Джорнале нуово" и рядом других. По материалам АПН была подготовлена спецполоса о КНР в органе правящей Христианско-демократической партии Италии — газете "Пополо", где нашла отражение советская точка зрения на маоизм и его политику».
А в результате было сорвано наметившееся китайско-итальянское сближение в экономике:
«Предоставленные бюро статьи и другие советские документы о КПК (Коммунистическая партия Китая.— «История»)... легли в основу секретной справки, составленной для председателя Конфедерации итальянских промышленников — Конфиндустрии — Дж. Аньелли накануне его недавнего визита в Пекин. Это в известной мере подготовило Аньелли в общем к негативным выводам насчет внутреннего положения КНР и к заключению о бесперспективности в ближайшем будущем развития итало-китайских экономических отношений».
Проблема заключалась в том, что искусство дезинформации совершенствовалось и в других странах. В 1974 году западногерманская разведка завербовала находившегося в Австрии советского стажера Л. Кутергина, получившего псевдоним Виктор. Новые кураторы сделали все для его успешного продвижения по служебной лестнице в КГБ, и со временем он стал основным аналитиком одного из самых засекреченных подразделений Первого главного управления КГБ — отдела «П», получавшего информацию от крупных зарубежных бизнесменов и политиков. Эти данные в виде записок, написанных Кутергиным, напрямую направлялись в Политбюро ЦК КПСС. С помощью этого «крота» БНД и ЦРУ вычислили источники отдела «П», часть из них убрали из власти, а кого-то из жизни, а других взяли под контроль. Только в 1984 году в Москве узнали, что немало важнейших решений Политбюро систематически принималось на основе дезинформации.