Дело Сергея Скрипаля обернулось самой массовой в истории высылкой российских дипломатов из западных стран. Всего более ста человек должны будут покинуть Евросоюз, США, Канаду, Украину и Албанию из-за отравления бывшего полковника ГРУ, к которому, по версии Лондона, причастна Россия. Эти беспрецедентные меры с ведущим Петром Косенко обсудил политический обозреватель телеканала «Дождь» и колумнист Deutsche Welle Константин Эггерт.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
— Как вы расцениваете сегодняшнее решение США, Канады, Украины и стран ЕС? Все уже говорят о совершенно беспрецедентном случае, такого на памяти, даже в дипломатической истории, не было.
— Дорогой Петр, у нас с вами на глазах и на глазах у аудитории «Коммерсантъ FM» пишется дипломатическая и внешнеполитическая история. Довольно скоро этот случай будет внесен в учебники дипломатии и международных отношений по всему миру. Это, конечно, беспрецедентная и очень тяжелая для Москвы история. Дело не в том, что Кремль не может выслать 30, 40, или 100 дипломатов из разных стран — может, конечно. И ответ действительно, скорее всего, будет зеркальным, хотя в случае с Америкой это довольно трудно будет сделать, но возможно, наверное. Тем не менее, создается образ тотальной изоляции, образ страны, от которой отворачиваются даже те государства Евросоюза, которые склонны очень прислушиваться к Москве — Италия, Германия, Чехия, Нидерланды, Дания не замечена в особо больших спорах с РФ. Все это, конечно, крайне плохо влияет на имидж Москвы и парализует внешнеполитические взаимодействия. Главная проблема российского руководства, российского правящего класса и во многом российского общества заключается в том, что доверие здесь не ценится. А в дипломатии, в международных отношениях доверие очень-очень важно. Если хотите, в советскую эпоху, как это ни странно, доверие между брежневским, хрущевским, брежневским, андроповским даже СССР и Западом было больше, чем сегодня. Взаимодействия было меньше, а доверия — больше, потому что точно знали: вот этого мы делать не будем, этого делать не будем.
— То есть речь все-таки об изоляции? А будет ли это расценено как изоляция именно в самой Москве? Москва будет выстраивать внутреннюю риторику в соответствии с тем, что ей хочет показать Запад?
— Москва будет выстраивать внутреннюю риторику в соответствии с тем, что делалось все последние годы: Россия — осажденная крепость, у этой крепости есть комендант, офицеры, руководство, а есть простые солдаты и гарнизоны — российские граждане. Но дело в том, что российская элита, которая очень тесно связана с Западом, хочет, может быть, иногда управлять как коммунисты, а жить все-таки как олигархат, как Абрамович с Дерипаской. У нее возникают большие проблемы с этим. Например, новость о том, что Великобритания начнет заниматься российскими состояниями, — это еще один удар, это серьезное давление на россиян, находящихся за границей. Им Кремль говорит: возвращайте деньги назад в Россию, но при российском состоянии судов, при российском, скажем так, всевластии силовых структур немногие хотят это делать. Поэтому, мне кажется, для российского правящего класса возникает крайне неудобная ситуация. Привычный мир, в котором этот класс жил как минимум до российско-украинского конфликта и до сегодняшнего дня, начинает рушиться у него на глазах.
— Меры, о которых мы сейчас говорили — это парадигма новых отношений? Она возымеет некий эффект, на который рассчитывают на Западе, или нет?
— Подозреваю, что в долгосрочной перспективе, не завтра, это будет подтачивать нынешние позиции и будет подталкивать каких-то как людей советовать Кремлю немножечко сдать назад. Прислушается ли к этому Кремль — другой вопрос.