концерт балет
На Новой сцене Большого театра прошел творческий вечер Илзе Лиепы "Жизнь без слов..." в трех отделениях. Бессловесная жизнь балерины опечалила ТАТЬЯНУ Ъ-КУЗНЕЦОВУ.
Перед началом вечера его режиссер Андрис Лиепа, не упускающий возможности лишний раз выступить перед публикой с чувствительной речью, по-советски обозвал выступление сестры "творческим отчетом". Словечко "отчет" в сочетании с двадцатилетним стажем балерины и пафосным "жизнь", вынесенным в название, неожиданно превратили обычный сольный концерт в некое подведение итогов. Шесть явлений Илзе народу должны были показать, что жизнь прожита не зря.
"Жизнь без слов..." собрала лучшие, по мнению устроителей вечера, работы Илзе. Сразу поставим точки над i: все, что танцевала балерина, она танцевала отточенно, разумно, скрупулезно выверяя как стилистические, так и актерские нюансы ролей. Ее можно упрекнуть в излишней рассудочности, но в небрежности — никогда. Вот фокинский "Лебедь", миниатюра, казалось бы, противопоказанная нехрупкой балерине с ее крупной стопой и небезупречными линиями. Илзе Лиепа решительно преодолела трудности: отменила знаменитое па-де-бурре спиной к публике, всплески арабесков и мудро скрещивала ноги в широкой четвертой позиции, умело ретушируя дефекты стопы. Правда, получившийся в итоге мужественный и волевой "лебедь" вряд ли стоил таких стараний.
Два номера программы некогда поставил для Илзе Лиепы американец Майкл Шеннон, учившийся в России. Балетмейстерского дара он не обнаружил, однако перенял у учителей стандартный набор советских штампов и компоновал их с американский прямолинейностью. В результате получались сущие пародии. В дуэте из "Госпожи Бовари" — на драмбалет (простертые руки, поддержки с разбега, упоенные кружения, пощечины и прочие слезы-грезы); в номере "Вечность" — на "метафоризм" 70-х (непременное распятие, поиск своего пути и обязательный в концертах детей Мариса Лиепы портрет отца, спроецированный на задник в самый патетический момент).
Гвоздем вечера была назначена "Пиковая дама", и гвоздь действительно скрепил рассыпающийся дивертисмент. Партию старухи графини 78-летний французский классик Ролан Пети делал специально для Илзе, безошибочно угадав в ней дар острогротесковой актрисы. Роль стала звездным часом балерины. Для концерта три сцены Германна и старухи смонтировали встык, обставили необходимой мебелишкой, но — что удивительно — такое насилие балету не навредило. Зато в исполнении Илзе появились настораживающие штрихи: ее графиня стала решительно затирать ее старуху. На первый план вылезли величественные позы и гламурные заламывания рук. А рискованные детали — тик головы, скрюченная спина, винт предсмертного падения, дрожащие кисти — были явно смикшированы (предварявшие живое исполнение кадры первых спектаклей и постановочных репетиций предательски выявили эти различия).
Возможно, Илзе Лиепа просто не смогла преодолеть инерцию действа, приготовленного под девизом "сделайте нам красиво". На десерт подавали страстно-прекрасный видеоклип, сделанный Федором Бондарчуком, где белокурая Илзе и некий смоляной аргентинец сплетаются в угарном танго на фоне облаков заката, под падающими бумажками снега и ливнем дождя из брандсбойта (крупным планом: ноги-головы-торсы-волосы-глаза-ноги-глаза). Заключала вечер премьера под названием "Город без слов" в постановке Егора Дружинина, которого теперь, видимо, придется называть хореографом за то, что он поставил танцы в мюзикле "Чикаго". Единственным оправданием появления этого "Города без слов" — убогого перепева голливудщины 50-х — может служить то, что Илзе Лиепе захотелось переодеться из эффектных платьев в не менее эффектный туалет клошара и чрезвычайно идущий ей фрак с бриллиантовой пряжкой.
Такой финал балеринской "Жизни..." добьет кого угодно. А ведь Илзе Лиепе было бы о чем рассказать, даже и без слов. Она не совсем обычная балерина. Физические данные не позволяют ей танцевать традиционную классику, она вообще редко встает на пуанты. Ее театральная карьера все двадцать лет складывалась довольно уныло: консервативная афиша Большого смогла предоставить Илзе лишь немногие уцелевшие партии характерного репертуара. Умной, красивой и (что особенно важно) трудолюбивой артистке пришлось самостоятельно искать свой репертуар, регулярно предъявляя его публике на творческих вечерах. Первые из них обнадеживали. Последний развеял остатки оптимизма, заставив с печалью констатировать, что в нынешней балетной России даже незаурядной артистке даже с незаурядными организационными возможностями реализовать себя так же трудно, как в дремучем СССР. В особенности если она готова удовлетворяться ролью красивой бессловесной модели.