В пятницу до позднего вечера в музыкальной школе при Гнесинском училище альтист Юрий Башмет проводил публичный мастер-класс. От того, что про событие объявляли афиши и информационные агентства, и от того, что съехались телевизионщики, вдумчивые музыкальные занятия стали походить на шоу вроде "Фабрики звезд". Только на этот раз молодых людей учили хорошему.
У входа в Гнесинскую школу стоял телевизионный лихтваген, и кабель от него проползал на второй этаж в окно. Маленький школьный концертный зал наполнялся странно одетыми дамами и молодыми людьми, которые принялись пристально и с открытыми ртами глядеть на сцену задолго до появления там маэстро. Дамы были не интересные: любовь к музыке они в основном понимали как коллекционирование шуток альтиста Башмета и поучительных историй про великих музыкантов. Всякий раз, когда маэстро рассказывал очередную байку про Шостаковича, дамы переглядывались и кивали друг другу, дескать, эту мудрость мы уже слышали.
В фойе толпились репортеры неглавных телеканалов. Их не интересовал мастер-класс, их интересовало взять интервью про что-нибудь не имеющее отношения к музыке, например про новогодние поздравления. Господин Башмет задерживался в кабинете директора школы Михаила Хохлова, а репортеры выстроились полукругом, загородив проход, и переругивались в том смысле, что либо мы берем интервью все вместе, либо не берет никто.
— Я сказала, либо все вместе, либо никто! — кричала девушка с микрофоном в руках.
Пока она кричала, господин Башмет прошел мимо нее в зал, и только уже вслед маэстро девушка успела сменить звериную гримаску на лице умильной улыбкой.
В зале яблоку было упасть негде. Телекамер было столько, будто приехал президент. В самом проходе стояли семеро молодых людей с альтами в руках. Они держали инструменты так, словно те из тонкого хрусталя, и всякому протискивавшемуся мимо говорили:
— Осторожно, ля! — в том смысле что альт состроен с роялем и не дай бог сейчас коснуться колков.
Первым на сцену поднялся молодой человек с дрожащими руками и крыльями носа, раздувавшимися так, словно он не альтист, а племенная лошадь. Башмет слушал его, сидя за столиком у сцены. Слушал и курил. Когда молодой человек кончил играть, маэстро встал и подошел к сцене.
— Ты джаз любишь? Те, кто никогда не пробовал играть джаз, думают, что свинг это подстегивание. Нет. Самое главное в музыке — задержание. Перетяни ноту. Насладись последним мигом перед ее разрешением.
Давешняя репортерка махала своему оператору, чтоб тот подснял профессора Башмета покрупнее. Оператор потихоньку ворчал. Они не слушали, как Башмет говорил:
— Секрет в соединении нот. Попробуй лениво поставить палец. Попробуй лениво снять палец. Краска — это скорость ведения смычка, вес руки и вибрация. Дай-ка.
Маэстро отобрал у мальчика альт и сыграл один и тот же пассаж четырьмя разными способами подряд. Когда он взял инструмент, дети в задних рядах встали на цыпочки, думая "сейчас запоет". Но ученический альт в руках господина Башмета в первый момент не выдерживал веса его руки, скорости ведения смычка и вибрации.
— Честнее сыграй пассаж. Как автоматная очередь от живота. Ни одна нота не должна исчезнуть, автомат ведь не проглатывает пуль.
Молодых людей на мастер-класс отбирали на специально устроенном маленьком конкурсе. Господин Башмет уважительно представил всех членов своей конкурсной комиссии, но этого можно было и не делать. Сидя в зале, эти люди то складывали пальцы, как будто у них в руке альтовый гриф, то как бы исподтишка дирижировали, то как бы водили смычком. Через час после начала мастер-класса ученик Юрия Башмета и один из организаторов конкурса альтист Илья Гофман шепнул мне:
— Не могу больше, хочется заниматься.
Мальчику из Новоуральска господин Башмет показывал, как играть потерянные ноты в музыке Баха. Телеоператоры в это время скучали, выключив камеры, поскольку все равно ничего такого не пойдет в эфир. В публике звонил мобильный телефон. Маэстро оглянулся:
— В Лондонском филармоническом оркестре за звонок телефона во время репетиции штрафуют на 15 фунтов, а во время концерта на 50.
Телефон зазвонил снова.
— 15 фунтов.
Был небольшой перерыв. Во время перерыва телевизионщики облепили господина Башмета и поназадавали глупых вопросов, чтобы получить ничего не значащие ответы. Некоторым даже удалось взять эксклюзивные интервью: "Ваш любимый цвет?" "Какие подарки вы хотели бы получить на день рождения?" Потом телевизионщики свернулись и ушли.
Они пропустили, как Юрий Башмет представлял детям музыкальную паузу в виде листочка бумаги, по ту сторону которого музыка не звучит, но продолжается, выныривая на свет в самом неожиданном месте. Они не слышали, что можно, конечно, сыграть сложный пассаж на двух струнах вместо одной, но не хочется сдаваться. Они не видели, как девушке из Петербурга маэстро держал альт, чтобы девушка могла свободно вибрировать левой рукой над грифом:
— Не бойся, он не упадет, я же его держу!
Они не слышали фразу:
— Тяни ленту звука, тяни, это тебе принесет много денег в жизни.
Они не видели, как профессор Башмет хлопал себя левой рукой по голове и одновременно гладил правой рукой по животу, объясняя, что левая рука может играть крещендо, а правая диминуэндо.
Господин Башмет брал петербургскую девушку за руку, и водил ее рукой, и бросал ее руку. А когда он брал альт, девушка спрашивала:
— Можно мне вас потрогать?
— Трогай на здоровье! Слава богу, не в Америке живем.
Он рассказал три анекдота про Шостаковича, четыре анекдота про Рихтера и один анекдот про грузина. Он прыгал, изображая кенгуру. Он швырял пачку сигарет, изображая, как звучит нота. Он работал пять с половиной часов, не останавливаясь.
К концу мастер-класса в зале не было телевидения, фотографов, странно одетых дам, а оставались только люди, имевшие слева на шее под подбородком своего рода шрам или мозоль — от альта.
ВАЛЕРИЙ Ъ-ПАНЮШКИН