гастроли опера
В Большом театре России начались гастроли Польской национальной оперы. На модернистскую оперу Кароля Шимановского "Король Рогер" сходила ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.Из трех опер-варшавянок, которых привезли в Москву (кроме "Короля Рогера" это "Страшный двор" классика Монюшко и актуализированный "Евгений Онегин" Чайковского), модернистскому шедевру Кароля Шимановского 1924 года самое место быть первым. Три небольших акта интереснейшей партитуры. Всего три главных персонажа — мятущийся король Рогер, его возлюбленная Роксана и искуситель Пастух. При этом сложнейшие хоровые эпизоды, рафинированный оркестр, диковинная хореография плюс вязкий узор смыслов европейского символизма — аполлонический культ, бессильный прельстить ортодоксов христианского духа.
Для активно реформируемого Большого театра Варшавы все это свидетельство яростного желания вернуться в число элитных оперных домов, отметиться в ответственной лексике ХХ века и уже сейчас зарезервировать себе репутацию театра-экспериментала, выдвинувшего по крайней мере одного режиссера новой волны — Мариуша Трелиньского.
Надо сказать, что его постановку "Короля Рогера" не сочтешь новейшей во всех смыслах. Вместе со сценографом Борисом Кудличкой режиссер обихаживает самые добротные из еще недавно считавшихся неповторимыми клише. Пустые сценические пространства, подсвеченные мертвенно-зеленым, вбирают в себя фигуры танцующего миманса с запеленутыми головами. Главные герои привольно изливают свои мнимые и реальные ощущения в воздушно-разреженных сценах-диалогах, комментируемых хором, заброшенным аж на третий ярус зрительного зала.
Короля-аскета Рогера искушает чувственностью спустившийся с гор Пастух. Но не так любопытен сюжет, перекликающийся одновременно и с вагнеровским "Парсифалем", и со скрябиновским "Прометеем", и с неокласицизмом Стравинского, и с психоделикой Джона Кейджа, как редкостное союзничество в нем оркестра с солистами, хора — с оркестром, мимических модерн-движений — с фантазмом декора, взрывающегося в кульминационной сцене Рогерова сна-прозрения вертикальными струйками неоновых цифр на фоне болтающейся, словно между небом и землей, белизны одежд Бога-Пастуха.
Сочиненный постановщиками текст минималистичен, но не холоден. Его оживляют экспрессивные подробности сцен-дуэлей, где вспышки угрюмой баритональности короля Рогера (Войцех Драбович) гасятся ориентальными вокализами Роксаны (Зофья Килянович). А неправдоподобно эфемерные реплики валторн не прорывают капроновой поверхности струнных. И даже слабоватый тенор Рышарда Минкевича (Пастух) дирижер Яцек Каспшик так деликатно бережет и поддерживает, что только и восхищаешься.
Особый сновиденческий ритм и без того завороженному действию сообщают умные аттракционы. То Бог, нарциссически рекламируемый Пастухом ("он красив, как и я"), переберет трикошными ножками где-то под потолком сцены. То мим-оплодотворитель спустится наподобие воздушного акробата на распростертое тело королевы. То призрак навеки утраченной Роксаны явится страннику-Рогеру выросшей из-под земли статуей. А под конец и сам Рогер застынет внутри ослепительного контура узкой световой колбы.
Без особого пафоса, но и без единой уступки всем сложностям оперы Кароля Шимановского, с ее искусственным либретто, дивной музыкой и ускользающей моралью, варшавяне эффектно отрекомендовались Москве, заставив Большой театр всерьез задуматься, насколько удачным окажется ответный ход — наша "Любовь к трем апельсинам" на варшавской сцене.