В филиале Театра имени Пушкина показали премьеру спектакля "Цыганы". Пушкинскую поэму поставила Марина Брусникина, до этого сделавшая два интересных спектакля по современной прозе на новой сцене МХАТа. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Современная проза и классическая поэзия — это, как говорится, две большие разницы. В Художественном театре Марина Брусникина недавно сделала два спектакля, обративших на себя внимание неожиданным сценическим эффектом. Отвергнув сам принцип драматургических инсценировок, режиссер взяла сначала два рассказа Виктора Астафьева, потом повесть Людмилы Улицкой и вместе с молодыми актерами совершила почти невозможное — заставила литературную ткань превращаться в сценическую. В "Пролетном гусе" и "Сонечке" на сцене не интерпретировали сюжет и не разыгрывали его, а как бы показывали "химический состав" современного текста. Смысл рождался из способа составлять слова, слово становилось видимым, а скромная театральность не требовала зрелищности.Даже теоретически было ясно, что продуктивное ноу-хау госпожи Брусникиной никак не может претендовать на универсальность. Тем более когда речь зашла о поэзии (и дважды тем более — раз речь зашла о Пушкине), ведь в ней изначально заключен организующий театральное действие ритм. Кажется, что это облегчает задачу: ведь именно стихи в первую очередь тянет читать со сцены детей и непрофессионалов. Что за наука, думают исполнители, прочитать с выражением и положить рифмованный текст на простые физические действия. В "Цыганах" все сделано весьма профессионально, однако новый спектакль Марины Брусникиной аккуратно попадается в ту самую ловушку, которая должна была первой оказаться на его пути.
Цыганский табор появляется на сцене толпою не шумною, но молчаливою. Однако очень скоро готовая изобразить цыган группа рассказчиков оживляется, увлекается строем поэтического текста и начинает старательно отбивать ладонями ритм. Постепенно методом симпатичных актерских проб и этюдов из табора выделяются главные персонажи этой полупоэмы-полупьесы с очень простым сюжетом о любви и убийстве, страсти и воле. Но прихлопывать в ладоши и пританцовывать "цыганы" так и не перестают. На этот раз госпожа Брусникина ставит в первую очередь зрелище (возможно, таков был заказ театра), и оно получается скромным, но пристойным: живописный кожаный половик накрывает пол, избранные детали кочевого быта служат обрамлением игровой площадке, актеры стильно одеты, причем скорее не по цыганской, а по современной молодежной моде. Они хорошо поют и танцуют, не злоупотребляют "цыганщиной", сосредоточенно читают стихи, но за рамки культурной иллюстративности не выходят. Разве что старательность и увлеченность, с которой молодые актеры и приглашенные студенты Школы-студии МХАТ играют Пушкина, напоминают о тех двух постановках, которые были сделаны режиссером прежде.
Ничего нового про литературу зритель, к сожалению, не узнает. На этот раз публике предложена всего лишь с энтузиазмом сделанная рядовая интерпретация. Не спрашивайте только, в чем именно она состоит: пока будете искать ответ, пропустите мимо ушей россыпи гениальностей. Впрочем, они и так проскакивают вхолостую. Прочитать "Цыган" глазами — минут пятнадцать. Спектакль длится полтора часа, однако текст так захлопан, забеган и затанцован, что собственно за Пушкина ухо почти не цепляется. Но если вы все-таки зададитесь сакраментальным вопросом про трактовку, дождитесь финала — не событийного, когда Алеко (Александр Арсентьев) убивает Земфиру (Екатерина Сибирякова), а поэтического. Две заключительные хрестоматийные пушкинские строчки актеры продекламируют хором, выделив их в качестве сильнейшего смыслового аккорда: "И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет". Кто отважится сказать, что универсальный вывод Пушкина перестал быть актуальным?