В прокат выходит мелодрама Пола Томаса Андерсона «Призрачная нить», в котором Дэниел Дей-Льюис сыграл свою, как он утверждает, последнюю роль. О фильме, претендующем на премию «Оскар» в шести номинациях, рассказывает Юлия Шагельман.
Отношения Рейнольдса (Дэниел Дей-Льюис) и Альмы (Вики Крипс) становятся садомазохистской игрой патологической силы
Если небольшую фильмографию Пола Томаса Андерсона описать всего несколькими словами, то одно из них непременно будет «непредсказуемость». Каждая из восьми его полнометражных картин не похожа ни на одну другую и погружает зрителя в совершенно новый и незнакомый мир, от которого не сразу понимаешь, чего ожидать. В «Призрачной нити» Андерсон, до того увлеченно деконструировавший американские мифы и архетипы, впервые перебрался через океан, в старую и не такую уж добрую Англию, и обратился к жанру элегантной салонной мелодрамы с двойным дном и хичкоковскими обертонами.
Действие фильма разворачивается в Лондоне 1950-х в узком кругу, которого не коснулись послевоенные ограничения на еду и одежду. Рейнольдс Вудкок (Дэниел Дей-Льюис) возглавляет модный дом, обшивающий миллионерш и представительниц королевских домов. Только ленивый не написал о том, что этот герой был вдохновлен великим кутюрье Кристобалем Баленсиагой, его закрытым образом жизни и фанатичной преданностью своему делу. Но в образе Вудкока много параллелей и с британскими модельерами той эпохи Норманом Хартнеллом и Харди Эмисом — гораздо менее известные широкой публике, чем, скажем, Диор или тот же Баленсиага, они одевали аристократию в ослепительные наряды такой сложной и дорогой работы, которую могла себе позволить только горстка избранных. Таков и Вудкок — не столько творец, сколько талантливый ремесленник, он придерживается крайне консервативных взглядов. Модное словечко «шик», например, вызывает у него почти физическое отвращение, а его платья соответствуют самым традиционным представлениям о красоте.
Быт Вудкока подчинен раз и навсегда сложившемуся распорядку. Режиссер не жалеет времени, представляя во всех тщательно выверенных подробностях ежедневные ритуалы героя: утренний туалет, одевание (непременные шелковые носки цвета маджента со строгими костюмами должны подчеркнуть творческую натуру), раскладывание выкроек, прием клиенток, для которых кутюрье — царь, бог, лучший друг, психоаналитик и спаситель от всех проблем. Четко отлаженным механизмом заправляет сестра Рейнольдса Сирил (Лесли Мэнвилл), выполняющая обязанности хозяйки дома, бухгалтера, менеджера по связям с общественностью и вообще того столпа, на котором держится дом «Вудкок». Она же, когда настает нужный момент, а настает он обязательно, вежливо, но твердо избавляет брата от дежурных муз.
Установленный порядок нарушается, когда герой встречает свою очередную музу — официантку Альму (Вики Крипс) с пластикой шпалоукладчицы и лицом ренессансной мадонны. Сначала она, как, видимо, и все предыдущие музы, дает своему Пигмалиону мощный стимул для работы, но потом, опять-таки как было и с остальными, прелесть новизны блекнет. Однако отработанная схема по отправке муз восвояси неожиданно дает сбой. Поначалу вроде бы тихая и вполне сговорчивая, Альма отказывается подчиняться правилам дома «Вудкок», более того, решает переломить их и установить свои собственные.
С этого момента хорошо знакомая на первый взгляд история о доминирующем (но, конечно, носящем в глубине души неизжитую травму) мужчине в мире женщин, готовых принести себя ему в жертву, делает крутой разворот и оборачивается садомазохистской игрой такой патологической силы, по сравнению с которой какие-нибудь «50 оттенков» кажутся невинной детской забавой. И ответить на вопрос, кто в этой паре хищник, а кто — жертва, не так просто, как кажется. В отношениях Рейнольдса и Альмы (и не забудем о третьей, но совсем не лишней Сирил) баланс власти все время меняется, а традиционные роли ничего не значат.
В отличие от предыдущей совместной работы Андерсона и Дей-Льюиса — фильма «Нефть» (2007), в котором на экране кипели нешуточные страсти, выражаемые, что называется, весомо, грубо, зримо, «Призрачная нить» — кино нарочито утонченное и негромкое. Все изломы сюжета сопровождает декадентский саундтрек Джонни Гринвуда — приглушенные, но настойчивые фортепианные пассажи буквально отражают смысл фразы «игра на нервах». В те редкие моменты, когда музыка замолкает, хруст тоста, журчание чая, наливаемого в чашку, шипение масла на сковороде звучат оглушительно, предвещая приближение катастрофы. Картина поставлена и снята с тем же тщанием и доскональным вниманием к деталям, с которой Рейнольдс Вудкок шьет свои платья. Камера, управляемая самим режиссером (у фильма нет главного оператора), скользит по изысканным интерьерам, лестницам и коридорам, демонстрирует тонкости нарядов (понятно, что в фильме об искусстве кройки и шитья они играют важнейшую роль) и создает на экране атмосферу немного страшной, но волшебной сказки.