Среди гостей проходящей в ЦДХ ярмарки интеллектуальной литературы non/fiction — известный шотландский писатель Эндрю Крами. Недавно он презентовал вышедший в издательстве "Симпозиум" роман "Пфитц" (рецензию на него можно было прочитать в номере Ъ от 20 ноября), а в качестве литературного редактора Scotland on Sunday поучаствовал в семинаре критиков. С ЭНДРЮ КРАМИ встретилась ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА.
— Многие писатели пришли к нон-фикшн: Питер Акройд, Дэвид Лодж вместо новых романов подбрасывают читателям сборники статей и рецензий. Это вынужденная мутация или волшебное превращение? Как взаимодействуют вымысел и факт в вашем творчестве?
— Вообще-то романисты всегда изображали, что все, что выходит из-под их пера,— истинная правда. Что не прибавило им доверия: я, например, на чтение нон-фикшн затратил гораздо больше времени, чем на чтение романов. А ведь на самом деле все самые ценные идеи мы можем почерпнуть именно в вымышленной литературе. В мои романы всегда привнесены идеи из философии, истории. Я придерживаюсь взгляда на роман как на развлекающий и разъясняющий. Читатель должен хорошо провести время с книжкой и одновременно чему-то научиться. Таков "Мистер Ми", в "Пфитце" это скорее фон, этот роман очень связан с источниками — Вольтером, Дидро. Книга, над которой я работаю сейчас,— нон-фикшн, но повествование ведется от лица вымышленного героя.
— То же можно сказать и о других ваших романах, еще не переведенных у нас?
— Кажется, следующим у вас переведут "Принцип д`Аламбера", действие в котором, как и в "Пфитце", происходит в XVIII веке. Я по образованию физик, и некоторое время работал в Польше, впечатления того времени и стали основой романа: сталинская архитектура заставила меня пофантазировать о гипотетической тоталитарной Англии. Роман получился о параллельном мире, что связано с научными исследованиями о множественной реальности. Но все мои книги скрашены иронией. Не знаю, видно ли это в переводе?
— С этим все в порядке. А насколько понимают вашу иронию в Великобритании, каково соотношение между массовым и элитарным читателем?
— Различие между массовой популярной культурой и интеллектуальной литературой всегда существует. Если вы решили писать книги, бросающие вызов, вы должны понимать, что пишете не для всех. У вас не будет такой аудитории, как у Салмана Рушди или Мартина Эмиса, букеровских лауреатов или писателей из телевизора. Число ваших читателей будет не таким уж малым — им просто немного труднее будет узнать о вашей книге. Если даже это один человек из ста — это уже достаточная аудитория.
— Литературные премии для вас важны?
— Конечно, это делает из книги информационный повод, ведь саму по себе ее новостью не сделают.
— А экранизации?
— С помощью фильма аудитория может неимоверно разрастись: как, например, в случае с "Trainspotting" Ирвина Уэлша. Но бывает, что книга и сама по себе стала известной, а ее экранизация вовсе плохая. Например, "Мандолина капитана Корелли".
— Знакомы ли вы с современной российской словесностью?
— Главная проблема в малом количестве переводов: русским книгам трудно пробиться. Наиболее известный автор — Виктор Пелевин: ему удалось стать писателем статуса, как, например, Харуки Мураками. Известности достиг и Андрей Макин, но он скорее уже считается французским писателем?
— Да, уже. А на ярмарке что-нибудь новое увидели?
— Ярмарка мне напомнила Лондонскую книжную ярмарку. Особое впечатление произвел дизайн книг: в Великобритании давно доминирует мягкая обложка, а у вас — множество прекрасных книг в твердом переплете.