выставка дизайн
Великий итальянский дизайнер Гаэтано Пеше представил в гостинице "Москва" свою инсталляцию "Московская комната". Это абстрактный гостиничный номер, выражающий его представление о Москве. Рассказывает ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН.
Самого Гаэтано Пеше привез в Москву журнал AD/Architectural Digest — на давно обещанный мастер-класс "Идентичность места и культура вещи". Одновременно итальянская фирма MERITALIA и ее русские партнеры фирма "Мебель" показали в гостинице "Москва" его знаменитую инсталляцию "Московская комната". Демонстрация, которую устроили по поводу встречи Пеше с комнатой, приобрела черты советской — с парадом физкультурников, речевками "К открытию московской комнаты Гаэтано Пеше будьте готовы!" и т. д. Это, пожалуй, единственный у нас случай, когда протест против готовящегося сноса гостиницы оказался столь ненавязчиво-безупречным. Архитекторы и дизайнеры, собравшиеся там (а были практически все сколько-нибудь заметные в московском дизайне фигуры), просто продемонстрировали, насколько ценным и значимым для них является этот интерьер.
Главной темой было не отстаивание гостиницы "Москва", но, разумеется, "Московская комната". Ее предыстория такова: на миланском мебельном салоне в апреле этого года MERITALIA предложила звездам дизайна оформить условные гостиничные номера в разных столицах мира, Пеше досталась Москва. После этого отправились в путешествие по разным столицам. Комната Пеше начала путешествие с Москвы.
Комната такая, что к ней надо привыкнуть. Туда ведет дверь из позолоченного полиуретана, он лоснится, как атлас, и мягкий, как подушка, цифровой номер комнаты красный на золотом фоне. Пол ее стеклянный со светом изнутри, на полу нанесен орнамент из серпов и молотов. Дверь в ванную и туалет представляет собой андрогинный профиль: в одну сторону мужской, в другую — женский, по графике это напоминает рисунки позднего Пикассо. Рядом с этой дверью — дверь в стенной шкаф со святым Георгием, тоже светящимся золотом, но при этом как бы слегка ободранным — русский антиквариат. Кровать застелена огромным покрывалом с картой Москвы, в значимых местах — фотографии, как в путеводителях: в Кремле — Путин, в Большом — балерина, на Садовом — стрипклубы. Рядом с кроватью — диван для массажа. То, на чем лежишь, представляет собой диванную скульптуру в виде роскошного мягкого атласного человеческого тела спиной вверх, в центре возвышается рельефный зад. Спинка дивана — в виде мужского торса с гипертрофированной мускулатурой, тот же атлас, только более загорелого оттенка, что-то вроде рельефной рекламы бодибилдинга. Крышка унитаза двойная, в виде двух слившихся в экстазе сердец, нижнее бледно-розовое, верхнее ярко-красное, слегка подтекающее вниз.
Наверное в Милане на фоне минималистских высокотехнологичных интерьеров, представлявших другие столицы, Москва должна была восприниматься как некая психоаналитическая преисподняя, где смешивается аффектированный секс, дефекация, горящие траченым золотом религиозные чувства и имперская власть серпов и молотов, раскинувшаяся ковром на полу.
Гостиница — сегодня модная тема, поскольку это образ жизни сегодняшнего человека. Он таков: аэропорт, офис, ресторан, отель, и все одно и то же, от Сингапура до Лондона. Эта жизнь уже наполовину виртуальна — то же путешествие по сайтам интернета. Вопрос в том, как все же придать им характер, как превратить виртуальное путешествие в реальное, как различить места. Пеше придумал свой способ различения — эмоции. Он считает, что каждое место должно быть эмоционально артикулировано, есть места, вызывающие радость, есть — меланхолию, и задача дизайнера заключается в том, чтобы весь образный строй его предметов максимально артикулировал эту эмоцию. Москва для него — чувственная радость пополам с экзотикой. Об этом он и рассказывал.
Вопрос в том, как на это реагировать. Можно оскорбиться, но ведь специфика этого образа России в том, что он "виртуален". Чтобы понять эту вещь, нужно понять ее контекст, и это никак не реальная Россия, но Россия как точка в жизни человека, движущегося в одинаковых "Боингах" из одного "Хилтона" в другой.
В начале 90-х годов автор настоящего текста попал на несколько дней в одну петербургскую квартиру, хозяин которой отсутствовал, а жили в ней несколько эмигрантов-аристократов, приехавших припасть к корням. Один был просто русский дворянин, английский писатель, он-то меня и встретил утром после московского поезда. "Я изучаю амбивалентность России,— сказал он.— У меня тут любовь с двумя людьми. С семейной парой. Я очень утомлен, меня спасает только овсянка. Хотите овсянки?" Через некоторое время проснулась княжна N., дама в возрасте и розовом трико. Она сразу же занялась балетом, запрыгала по комнате под Чайковского. Далее появился граф O.-старший, шестидесятилетний красавец, раненный в Карабахе в момент осуществления миротворческой миссии ООН. Потом позвонил граф О.-младший, сообщил, что коллекцию агитационного фарфора он забрал, а сейчас ложится спать, потому что ночью плавал на корабле в Петергоф с цыганами. Граф О.-старший его одобрил, это ему напомнило ночное плавание, которое осуществлял их прапрадед с Петром III, и поинтересовался, все ли окончилось благополучно, не помер ли кто апоплексическим ударом.
Это была такая чудесная смесь китча, абсурда и радости жизни, что я был очарован. Есть особый образ России для иностранцев, и он именно такой — реализованный резервуар подсознания, роскошная чувственная пошлость с приправой империи, к которой приобщаются, отведав минималистской овсянки. Образ этой России Пеше и создал. Очень интересная страна — я бы с удовольствием туда съездил.