премьера кино
В прокат вышли "Чеховские мотивы" — новый фильм Киры Муратовой, который интеллектуалы-эксперты находят непонятным, но гениальным. Сама же Муратова считает, что сняла простенькую историю про семью, деньги и любовь. АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ согласен и с той, и с другой точкой зрения: об этом фильме не хочется спорить, хочется им наслаждаться.
Кино Муратовой бежит от интерпретации. Недавно по телевизору повторяли "Короткие встречи" — и я опять засомневался, про что этот фильм. Ну не про плохое же водоснабжение в Одессе, хотя об этом битый час идет речь. И не про конфликт двух трудных характеров — мужского и женского. В том, что они действительно трудные, сомнений нет: Ее играет сама Муратова, Его — Высоцкий. Но кино не про это — оно вообще не про что иное, как про течение жизни. В этом смысле вода, может, и уместна как метафора: все течет, но иногда что-то обрывается, и отчаяние струится из пустого крана.
"Чеховские мотивы" — первый черно-белый фильм Муратовой за двадцать лет. Еще в 1980 году режиссер к полному недоумению автора сценария Григория Бакланова раскрасила вызывающими цветами соц-арта одежды своих героев-строителей в картине "Познавая белый свет". Тем самым она совершила революционный поворот от документального стиля своих черно-белых кинопритч к барочной открыточной манере полудекаданса-полулубка.
И вот в "Чеховских мотивах" цвет иссяк. Но фильм столь же роскошен и насыщен пестрой барочной фактурой. Даже скромный деревенский хутор, завешенный слоганами на тему "не в деньгах счастье", превращается в чертог, наполненный разнообразной диковинной жизнью. От свиньи, нежащейся в луже перед домом, до балетного лебедя, красиво умирающего в телевизоре. От мальчика в нежном возрасте, чья головка падает в объятия Морфея, до злой девочки Вари, "террористки-ниспровергательницы в душе", с которой если б захотела, вполне могла бы отождествиться сама Муратова. Но она предпочитает занимать позицию нейтрального наблюдателя и с этой позиции следит за драмой отношений отца и сына-студента: сын пытается раскрутить папашу на некоторую денежную сумму, отец делает все, чтобы оставить отпрыска с носом.
Никакой лирики или сентиментальности, никаких психологических откровений — как в знаменитом финале "Долгих проводов", когда сын вдруг прозревает в матери, учинившей хамский скандал в театре, одинокую несчастливую женщину. Даже такой "прелестный, замечательный", по словам Муратовой, фильм Бергмана, как "Осенняя соната", не лишен диктата "проклятых вопросов": мать и дочь, кто из них прав, проблемы поколений и так далее. Все это больше Муратову не интересует. Ее нынешние герои — законченные марионетки, но они же — просто "тяжелые люди" (так назывался рассказ Чехова, положенный в основу сценария): каждый хочет хорошего, и все любят друг друга, и никто не виноват, что дружная семья выглядит со стороны монструозной.
Еще очевиднее эта пряная монструозность в центральной сцене фильма, которая разыгрывается в церкви. Венчается раб божий оперный тенор с рабой божьей... ну кто она, собственно, не так уж и важно. Невеста в некрофильском гриме смахивает на призрак — так кажется до тех пор, пока посреди церкви не начинает метаться настоящий призрак под темным покрывалом. Истомившиеся от долгого стояния гости опознают в призраке бывшую пассию жениха покойную Татьяну Репину (этим именем Чехов назвал свою одноактную пьесу, послужившую еще одним источником сценария). Но и это сенсационное событие не нарушает плавного ритуального течения жизни в экранной раме, а персонажи в исполнении фирменных муратовских актеров (от Нины Руслановой до Наталии Бузько) остаются ее пожизненными пленниками.
Кира Муратова терроризирует и своих героев, и зрителей нескончаемостью процесса: будь то семейная трапеза, переходящая в свару, или венчание, чреватое хулиганством и скандалом. Но режиссер категорически отвергает гнусные подозрения в том, что она на кого-то гневается, кого-то провоцирует и высмеивает: предположим, новорусский истеблишмент или тем паче православные ритуалы. На съемки было получено благословение компетентных церковных лиц, а фильм включили в конкурс статусного Московского фестиваля. Правда, подозрения окончательно не сняты, и вряд ли фильм будет нравиться церковникам и кинематографической номенклатуре. Но это уже не имеет ровным счетом никакого значения. Муратова соблюла все внешние приличия, чтобы вызывающее неприличие людской натуры выглядело частью бурлящего мироздания, в котором уродство неотделимо от великолепия.
В "Ролане" и Доме кино.