«Не думаю, что для инвесторов переход акций от отца к сыну имеет значение»

С конца ноября рынок следит, чем закончится дело сенатора от Дагестана Сулеймана Керимова, которого во Франции обвиняют в уклонении от уплаты налогов. Сыну сенатора Саиду принадлежит крупнейший золотодобытчик РФ «Полюс». В этом году он вернулся на Лондонскую биржу, получил в партнерстве с «Ростехом» лицензию на самое крупное в России месторождение золота Сухой Лог и может привлечь китайских инвесторов. Гендиректор «Полюса» Павел Грачев не комментирует претензии к сенатору, но уверяет, что инвесторам важнее качество актива и корпоративное управление.

После задержания 20 ноября в Ницце Сулеймана Керимова, его обвинения в отмывании денег и уклонении от уплаты налогов компания подешевела в Лондоне на 11% при падении котировок золота на 3%, а конкурирующего Polymetal — на 8%...

—- Сложно оценивать и комментировать — много это или мало.

— Компания пытается работать с инвесторами, объясняя, что акционер и семья это разные вещи? Могут ли в принципе проблемы Сулеймана Керимова серьезно отразиться на «Полюсе»?

— Компания живет своей жизнью. И тут важно не столько разделение между акционером и семьей, сколько граница, отделяющая их от менеджмента и Совета директоров. Влияние акционеров на компанию заканчивается там, где начинается компетенция этих органов управления.

— А как отнеслись инвесторы перед SPO к тому, что компания перешла от фонда Сулеймана Керимова к его сыну Саиду? Просили ли гарантий защиты инвестиций на случай проблем и гарантий того, что в принципе с миноритариями «Полюса» не поступят так, как обычно поступают с миноритариями?

— Вопрос защиты прав миноритариев является ключевым для любого публичного размещения, особенно если речь идет о российской компании в Лондоне. Сулейман Керимов был акционером «Полюса» до 2013 года. Тогда основной пакет перешел к фонду Suleyman Kerimov Foundation, а с 2016 года принадлежит Саиду Керимову. Не думаю, что в глазах инвесторов переход акций от отца к сыну имеет какое-то значение. Важно, скорее, наличие промежуточного «этажа» в виде сильного совета директоров и менеджмента. В случае с «Полюсом» достаточно посмотреть на состав нашего совета директоров, на процедуру принятия и качество принимаемых решений, чтобы понять, что мы руководствуемся логикой развития компании, а не интересами отдельно взятых акционеров.

— В этом году завершилась длившаяся почти 30 лет история продажи Сухого Лога, «Полюс» стал участником проекта и после этого вернулся на Лондонскую биржу. Новая лицензия почти в полтора раза увеличила ресурсную базу «Полюса», это привлекло инвесторов?

— Против ресурсной базы стоят капитальные затраты, размер которых рынку пока непонятен, равно как и точный объем запасов Сухого Лога — эти цифры в первом приближении появятся в 2019-м, когда закончим геологоразведку и составим ТЭО. Для инвесторов сегодня это скорее опцион, стоимость которого будет меняться по мере реализации проекта. Я не склонен переоценивать его роль в успешном размещении.

— Как вы расцениваете требование госучастия в претенденте, если у него есть иностранный инвестор на этапе аукциона? Потом «Полюс» заключил опцион на полный выкуп доли «Ростеха» в «СЛ Золоте», а в лицензии нет обязательств по госучастию. Это элемент состязания в лоббизме?

— Требование о госучастии было одинаково невыгодно всем горнодобывающим компаниям за исключением тех, у кого в составе акционеров уже есть государство или совсем нет иностранных инвесторов. Если кто-то и лоббировал такое условие, то точно не отрасль.

— «Полюс» крупнейший золотодобытчик России и один из крупнейших в мире, но есть ли иные причины, почему именно с вами «Ростех» захотел заключить СП? Или, наоборот, это вы были инициатором партнерства?

— Мне трудно комментировать чужие решения, могу лишь перечислить наши аргументы в разговоре с «Ростехом»: Сухой Лог расположен всего в 11 км от нашего месторождения Вернинское. За время его развития мы серьезно вложились в инфраструктуру района, построили ЛЭП протяженностью 280 км, реализовали ряд других проектов, владеем местным аэропортом и автодорогами. На Вернинском мы с 2011 года ведем промышленную добычу и переработку, также несколько лет перерабатывали руду с месторождения Западное, фактического фланга Сухого Лога, чтобы понять применимость к нему технологий, используемых на Вернинском. Я думаю, эти обстоятельства «Ростехом» тоже учитывались.

— У GV Gold, также работающей в Иркутской области, не было сопоставимой экспертизы и опыта?

— Перечисленными инфраструктурными объектами в регионе владеет только «Полюс». Равно как опытом разработки и эксплуатации крупнотоннажных карьеров масштаба Сухого Лога — в «Полюсе» эта компетенция формировалась годами на базе Олимпиады, Благодатного и сейчас Вернинского. Ну и о доступе к источникам финансирования тоже не надо забывать.

— Вы действительно воспринимали «Золото Бодайбо», СП ВТБ и семьи Паланкоевых (были среди миноритариев Polyus Gold до ее консолидации Саидом Керимовым в 2015–2016 годах.— “Ъ”) как конкурента?

— Мы понимали, что при прочих равных «Полюс» будет в состоянии заплатить наивысшую цену за месторождение просто потому, что его освоение в наших руках будет более эффективным, себестоимость и капитальные затраты окажутся ниже. Это давало нам достаточный комфорт.

— Почему многие другие крупные золотодобытчики, в том числе, с известными бизнесменами в акционерах, например, Nordgold, Polymetal, Kinross не пошли на аукцион, а GV Gold, даже создавший для аукциона СП с государственным «Атомредметзолотом» (входит в Росатом), в итоге не подал заявку?

— Надо спросить у них, могу только догадываться по собственному опыту. «Полюс», например, никогда не ввязывается в аукцион с конкурентом, который находится в заведомо более выгодном положении. В таких случаях для победы нужно переплатить за актив выше справедливой стоимости, что неприемлемо. Я думаю, похожий подход объясняет позицию упомянутых игроков. Ну и в целом, посмотрите на количество горнорудных гринфилдов, недавно запущенных или строящихся в России — очевидно, что аппетит к таким долгосрочным и капиталоемким проектам весьма ограничен.

— Интересуются ли уже российские и зарубежные игроки возможностью участия в разработке Сухого Лога вместе с «Полюсом»? Есть ли у вас понимание, насколько в принципе нужны или нет компании такие партнерства?

— Предложения были, но нам это неинтересно. «Полюс» будет развивать Сухой Лог самостоятельно. Если возникнет потребность в дополнительной экспертизе, ее можно будет получить у инжиниринговых бюро, партнерство для этого не нужно. Уже сейчас привлечены Hatch и SRK. Думаю, справимся.

— Проект потребует серьезных ресурсов, в том числе, кадровых и технологических, и хотя компания указывала, что доразведка и предпроектные работы займут три-четыре года, есть ли у вас предварительное понимание, откуда брать кадры с учетом планов развития других золотодобытчиков РФ и потребуется ли для актива сложное уникальное оборудование?

— Кадровый резерв — одно из основных преимуществ «Полюса», мы много над этим работаем, и он будет на 100% задействован на Сухом Логе. Основными «донорами» выступят Красноярская и Иркутская бизнес-единицы. Но этого недостаточно, к рынку тоже придется прибегнуть. И здесь мы конкурируем не только с золотодобывающей, но и со всей горно-металлургической отраслью. Рынок труда непростой, особенно для этих регионов, он стал еще сложнее после недавнего восстановления цен на основные commodities: многие горнодобывающие и металлургические компании, которые в прошлые годы экономили, сейчас вздохнули свободнее и снова нанимают людей.

Если говорить про технологии, мы практически уверены, что будем использовать традиционные методы гравитации и флотации, которые хорошо зарекомендовали себя на Вернинском. Эта технология не уникальна и не требует уникального оборудования. Уникален масштаб, именно он будет основным вызовом.

— Период 2020–2025 годов должен быть довольно интенсивным для компании с точки зрения работы с долгом и капитальных инвестиций: ожидаемые вложения в $2–2,5 млрд в Сухой Лог к 2025 году, погашение $2 млрд по банковским кредитам и евробондам в 2023 году. Будут использоваться стандартные механизмы рефинансирования и проектного финансирования или, например, возможно привлечение средств за счет нового размещения?

— На сегодня нам доступны все виды фондирования: облигации, в том числе конвертируемые, банковское кредитование, проектное финансирование, открылся рынок акционерного капитала. Решение надо будет принимать на стадии освоения инвестиций, при этом руководствоваться мы будем не только стоимостью, но и существующей дивидендной политикой (при чистом долге ниже 2,5 EBITDA выплачивается 30% скорректированной EBITDA.— “Ъ”). Компания должна продолжать распределять прибыль на любой стадии инвестиционного цикла, поэтому очень важно, чтобы расходы на Сухой Лог не сказывались на дивидендных выплатах.

— То есть вы планируете в принципе не превышать порог в 2,5 EBITDA или же превышать его незначительно?

— Превышение порога — некий форс-мажор, и приближаться к этому уровню мы бы не хотели, поэтому будем смотреть на финансовые показатели на тот момент и принимать решение с их учетом. При этом хочу напомнить, что к 2019–2020 годам, когда на Сухом Логе начнется строительство, у нас ожидается рост производства на 30% к текущему (в 2017 году планируется выпустить до 2,1 млн унций.— “Ъ”) и сокращение капзатрат на действующих активах, что, соответственно, кратно увеличит свободный денежный поток и рычаг для привлечения долга.

— На уровень долга не должно влиять проектное финансирование, если выберете этот вариант?

— Теоретически проектное финансирование, если оно не обеспечено поручительством группы, действительно может быть деконсолидировано. Вопрос стоимости такого фондирования в сравнении с общекорпоративным долгом. Как я уже сказал, рассмотрим все варианты.

— Финансовые партнеры «Полюса» — в основном госбанки. Вели с ними предварительные переговоры о финансировании Сухого Лога или вам доступно западное финансирование, помимо евробондов?

— Доля госбанков в нашем портфеле меньше половины и будет далее снижаться за счет наращивания доли публичного долга. А в целом, по понятным причинам, масштаб международного синдицированного финансирования ограничен. Соответственно, когда речь заходит о крупных кредитных линиях, иностранцам конкурировать с госбанками достаточно сложно.

— Ожидаете ли вы государственного софинансирования инфраструктуры под Сухой Лог? Какие идеи уже обсуждаете, помимо реконструкции аэропорта Бодайбо?

— В первую очередь мы полагаемся на существующую инфраструктуру Иркутского хаба «Полюса», о которой я уже упоминал. Аэропорт, безусловно, нужно модернизировать, прежде всего взлетно-посадочную полосу, которая находится в аварийном состоянии. Это федеральная собственность, до недавнего времени она числилась в соответствующей федеральной целевой программе. В остальном объекты, которые нужны для эксплуатации Сухого Лога, планируем строить сами. Речь о софинансировании если и идет, то только в отношении объектов общего пользования, находящихся в региональной и муниципальной собственности — здесь мы в конструктивном диалоге с местными властями.

— В аэропорте у вас есть партнер, владелец компании «Друза» Николай Слепнев — не планируете выкупить его долю?

— На сегодня нас все устраивает.

— Насколько я понимаю, переоценка запасов Наталки (сократились вдвое, до 16,2 млн унций) сделала «Полюс» очень внимательным в части перепроверки советских данных. По вашим оценкам, какие запасы по JORC могут быть на Сухом Логе, в том числе, с учетом доразведки? Что делаете, чтобы ситуация не повторилась?

— Анализируем исторические данные — всего за последние десятилетия было пробурено больше 300 тыс. погонных метров, есть с чем работать. Также проводим дополнительное бурение — проект ГРР на 2018–2019 годы предусматривает 180 тыс. метров. По результатам к концу 2019 года рассчитываем получить финальные данные по размеру запасов по международным стандартам, до этого говорить об ожиданиях сложно.

— Есть ли вообще какая-то корреляция, может быть умозрительная, между размерами запасов по ГКЗ и по JORC или все зависит от того, что ты, грубо говоря, накопал в земле?

— Речь о двух стандартах, которые работают с одним и тем же набором данных, и это вопрос методологии, как интерпретировать имеющиеся сведения. Если коротко, по стандартам ГКЗ акцент делается на подсчете всех «геологических» запасов месторождения, которые находятся под землей. А по кодексу JORC и другим международным стандартам к запасам относят только ту часть полезных ископаемых, добыча которых рентабельна в текущих экономических условиях. Исторически цифры по международным стандартам более консервативны, чем по стандартам ГКЗ (у Сухого Лога по ГКЗ 62,8 млн унций.— “Ъ”).

— Потому что ГКЗ это продукт плановой экономики и пятилеток?

— Просто разные подходы, так сложилось. Но вопрос гармонизации, безусловно, актуален, мы ожидаем и надеемся, что в ближайшее время в методологии ГКЗ наряду с «геологическими» запасами появится категория «извлекаемых» запасов. Это бы сильно помогло повысить достоверность оценки минерально-сырьевой базы.

— Пересмотр проекта освоения Наталки был инициирован вами или процесс начался еще до того, как вы возглавили компанию?

— Это было одно из первых решений новой команды. На тот момент карьер работал уже год и результаты фактической добычи существенно отличались от блочной модели. К проекту фабрики тоже были вопросы. В конце 2013 года проект был приостановлен, и мы запустили комплексную проверку и пересмотр как горной, так и обогатительной части. Заново построили блочную модель, сократили перерабатывающие мощности с 40 до 10 млн тонн руды в год, оптимизировали инфраструктуру, отказались от передела флотации в пользу трехстадийной гравитации. Благодаря этим инициативам удалось сохранить экономику проекта: запасы уменьшились, но сократился и CAPEX, за счет исключения флотации и ряда других мероприятий снизился OPEX. В итоге в целом мы вышли на более скромный, но экономически привлекательный проект.

— Был соблазн отдать контроль над проектом China National Gold, с которой был подписан меморандум о развитии ваших проектов, в том числе, Наталки, или вы изначально понимали, что они могут быть только миноритариями?

— Нет, соблазна не было, и мы никогда не рассматривали это как опцию.

— Можно ли предположить, что после Сухого Лога аппетит «Полюса» к покупкам снизился до нуля?

— Дело даже не столько в Сухом Логе, сколько в общем подходе к логике M&A в отрасли. Я не очень верю, что в золотодобыче можно создать стоимость за счет покупки действующих предприятий. Для этого должна быть либо вопиющая некомпетентность продавца, либо какая-то особая ситуация. При этом продавец обычно знает о своем активе больше, чем покупатель, поэтому заработать в таких сделках последнему очень непросто. Другое дело — покупка новых месторождений и их самостоятельная разработка. Это теоретически возможно, такие предложения смотрим, но всегда сравниваем с нашими внутренними проектами роста и действующими в компании требованиями по возвратности на капитал (не менее 20% при цене на золото $1050 за унцию). И здесь внешним активам, конечно, конкурировать достаточно сложно, потому что возврат на инвестиции по нашим внутренним проектам порой превышает 100%. Найти такие проекты на рынке практически невозможно. Наверное, поэтому ничего и не купили до сих пор, но продолжаем смотреть.

— Вы смотрите традиционно в России или за ее пределы тоже?

— Мы смотрим туда, где видим потенциал создания стоимости. Табу на страны СНГ или дальнее зарубежье у нас точно нет, но и цели географической диверсификации мы себе не ставим. В целом — чем дальше от дома, тем выше должен быть ожидаемый IRR проекта, с учетом дополнительных сложностей работы в новом регионе.

— Вам интересны только золотые активы? Когда «Полюс Золото» весной 2016 года сократил название до «Полюс», люди на рынке говорили, что это неслучайно: компания рассматривает разные опции в майнинге. Логика имела место или это домыслы?

— Домыслы, в решении о ребрендинге не было никакой дополнительной смысловой нагрузки. Просто название из одного слова звучит лучше.

— Оптимизация портфеля планируется?

— Это постоянно происходит: все активы и внутренние проекты на любой стадии должны доказывать, что ими стоит заниматься в данный конкретный момент. Приоритизация проектов идет все время, мониторинг их результативности — тоже непрекращающийся процесс, помогающий держать проектные команды «в тонусе».

— Что сыграло основную роль в случае с Нежданинским месторождением?

— Это хороший пример того, как мы объективно оценили свои возможности и целесообразность усилий на этом фронте и приняли взвешенное решение сфокусироваться на других проектах.

— Когда вы сообщили о создании СП с Polymetal по Нежданинскому в 2015 году, из логики развития обеих компаний было понятно, что у актива должен остаться один хозяин. Но выкуп вашей доли одним из основателей Highland Gold Иваном Кулаковым в марте, говорят, стал результатом того, что «Полюсу» деньги были нужны быстрее, чем Polymetal готов был заплатить по своим корпоративным процедурам. Это правда, вы привели Кулакова в сделку?

— Нет. Если бы мы хотели продать, а Polymetal — купить все сразу, мы бы нашли, как это структурировать. Та сделка, которую мы реализовали с Polymetal, механизм earn-in с опционом на увеличение доли до 50%, предоставила им необходимый комфорт по постепенному вхождению в проект по мере изучения геологии и одновременно дала нам право сохранять определенный контроль до момента, пока не принято окончательное решение. Появление «по пути» третьего участника, который оценил актив выше, чем Polymetal, и выкупил у нас оставшуюся долю, точно не было частью исходного плана. Факт знакомства с нами и с Polymetal упростил сделку, но не был определяющим.

— До ухода с Лондонской биржи в 2015–2016 годах, говорят участники рынка, компания часто сталкивалась со скептическим отношением инвесторов. В частности, были вопросы к ликвидности бумаг. Как вы готовили инвесторов к SPO и развеивали эти и другие опасения?

— Тут сложно придумать что-то революционно новое. Для успешного бизнеса нужны качественный актив и менеджмент, а для его успешной продажи на бирже — прозрачность и доверие инвесторов. Качественный актив у нас был исторически, новая команда последние четыре года работала над его развитием и оптимизацией. Для повышения прозрачности и качества управления мы перешли на ежеквартальную аудируемую отчетность, привлекли сильных независимых директоров. Все это время активно вели переговоры с инвесторами в рамках конференций и roadshow, делились своими планами и отчитывались об их выполнении. Так постепенно создали доверие — к операционной и финансовой команде, к совету директоров.

Дальше было очень важное решение, поддержанное основным акционером — пожертвовать долей оценки на SPO ради качества книги, ради максимизации ликвидности в акциях. В итоге акции приобрели более 80 фондов с мировым именем и при первой же ребалансировке MSCI бумаги «Полюса» были включены в индекс Russia. С тех пор средние дневные обороты торгов постоянно растут, на сегодня превышают $10 млн в день. Мы рассчитываем на дальнейшее повышение ликвидности.

— Еще одна значимая история этого года для «Полюса» — соглашение о продаже Саидом Керимовым до 15% акций компании консорциуму китайских инвесторов во главе с Fosun. Как долго вы обсуждали сделку и насколько важно было, что у Fosun есть опыт и доли в горнодобывающих активах?

— В целом переговоры до момента подписания заняли примерно год — по китайским меркам это быстро. Для нас наличие в портфеле Fosun доли в золотодобывающей Zhaojin Mining (участвует в консорциуме.— “Ъ”), конечно, упростило стадию due-diligence. Это не было определяющим фактором, но с точки зрения переговоров и подготовки сделки помогло.

— Вы были на активах Zhaojin?

— Конечно. И на активах Zijin, с которыми до этого общались, и на активах China National Gold, мы много где были. И надо отдать должное: из-за дефицита ресурсной базы коллеги научились очень хорошо работать с бедной рудой.

— Для «Полюса» и его ключевого акционера был принципиально важен партнер из АТР или, в частности, из Китая?

— Если вы посмотрите на историю российского М&А за последние годы, то увидите, что выбор в целом был не очень большой.

— На какой стадии сейчас получение консорциумом одобрений от госрегуляторов Китая? Все ли идет по плану?

— Нас пока информировали о получении одного из ряда согласований.

— Вы ожидаете, что сделка все же закроется к февралю?

— Исхожу из подписанных документов.

— Вы указываете в презентациях на рекордную рентабельность и низкие затраты компании по сравнению с глобальными конкурентами, но она все равно торгуется с 30-процентным дисконтом к некоторым зарубежным игрокам. Когда, по вашему мнению, исчезнет специфический российский дисконт в отношении хотя бы крупных золотодобывающих компаний?

— Дисконт действительно есть, он отражает опасения инвесторов относительно корпоративного управления и отношений с государством. Основания для этого существуют, были прецеденты, их трудно отрицать.

— В недавней истории?

— И не только. Но компания компании рознь и отрасли тоже отличаются по уровню регулирования, поэтому каждый эмитент заслуживает индивидуальной оценки. Инструменты влияния на эту оценку тоже понятны — качество управления, внятная стратегия, дивиденды и неукоснительное достижение заявленных целей. Реализовать их проще, чем искать золото там, где его нет. Ведь торгуются же компании Randgold и Fresnillo с активами в Африке и Мексике с мультипликатором EV/EBITDA 10–13. В то время как Newmont и Barrick стоят 7–8,5 EV/EBITDA, несмотря на то что большинство активов расположены в развитых юрисдикциях.

— В текущей оценке «Полюса» рынком, на ваш взгляд, уже заложен запуск Наталки и ее планируемый выход на проектную мощность в 2018 году?

— Заложен с определенным дисконтом.

— Какие действующие активы «Полюса» на долгосрочном горизонте заменят или частично заменят Наталка и Сухой Лог? Каким будет средний уровень добычи в 2020–2030-х годах?

— На указанном горизонте мы «выбытий» не предвидим. Единственное материальное изменение — переход карьера Восточный Олимпиадинского месторождения на подземную отработку около 2029 года. Это будет один из крупнейших подземных рудников по объемам добычи, и подготовку к этому шагу мы ведем уже сейчас. В остальном продолжим реализацию проектов развития текущих активов. К 2019 году планируем нарастить годовой объем производства на 30%, до 2,8 млн унций. Следующий шаг — запуск Сухого Лога, но здесь пока рано говорить о конкретных датах и цифрах. Могу только сказать, что с учетом прогнозируемого снижения объемов у других производителей «Полюс» имеет все шансы войти в тройку мировых лидеров.

— Есть ли, на ваш взгляд, стремление к консолидации отрасли в РФ и ее жизнеспособные конфигурации?

— Стремление точно есть, тому подтверждение ряд недавних примеров. Насколько жизнеспособными являются эти конфигурации, мне трудно судить, да и неправильно. О своем отношении к покупке действующих предприятий я уже говорил.

— А в мире? Видны истории, когда крупные игроки, скорее, выходят из проектов в не ключевых регионах присутствия либо создают СП по отдельным проектам — в частности, с китайцами — но как такового слияния компаний нет.

— Не происходит потому, что эффект масштаба сам по себе не создает стоимости. Проблема пополнения ресурсной базы решается крупными игроками иначе, за счет геологоразведки или поглощения небольших геологоразведочных компаний-юниоров. Есть рынок юниоров, многие из них публичны, представляют вполне достоверную отчетность, а в любой крупной компании есть люди и подразделения, курирующие мониторинг этих проектных предприятий.

— То есть некий дешевый опцион?

— Его стоимость должна быть сопоставима с расходами и рисками геологоразведки собственными силами, особенно если речь идет о каких-то новых регионах. Понятно, что покупка компании-юниора не может заместить разведку флангов на собственных месторождениях. Это комплементарные вещи.

— При этом в России, если не ошибаюсь, юниорское движение не особо развито, в том числе, из-за законодательных ограничений.

— Да, это старая проблема, но я не думаю, что она продиктована только законодательными ограничениями, это и вопрос глубины рынка. У любого стартапа, помимо технологии или идеи, должен быть устойчивый конкурентный спрос на конечный продукт, чтобы оправдать риски и расходы предпринимателя. В России набор возможных покупателей пока ограничен.

— Каким вы в целом видите «Полюс» в перспективе?

— «Полюс» — в первую очередь это компания, специализирующаяся на крупнотоннажных карьерах, собственно, эти компетенции мы всячески развиваем. Сейчас мы добываем более 100 млн кубометров горной массы в год. Это не только вопрос масштабирования одних и тех же практик, есть качественная разница месту отработкой такого объема на десяти средних или трех крупных месторождениях — отдельная компетенция в горном проектировании, работе с крупнотоннажной техникой, IT-системами. Этому нет прецедентов в российской золотодобыче, и мы здесь абсолютно конкурентны на мировом уровне, причем не только по совокупному объему, но и по удельному показателю эффективности использования оборудования и себестоимости добычи.

Если говорить о переработке и обогащении, здесь очень важна способность постоянно оптимизироваться и расти в рамках контура существующих фабрик. Этот ключевой фактор — строить новые или оптимизировать и расширять существующие производства — очень сильно влияет не только на размер затрат, но и на риски, на сроки реализации проектов. Я думаю, здесь нам есть чем гордиться: за последние четыре года рост производства составил 30% благодаря усилиям нашей инжиниринговой команды по расшивке узких мест на существующих мощностях.

В части новых технологий мы внимательно следим за достижениями других компаний в отрасли. Первыми в России внедрили технологию mine-to-mill, направленную на оптимизацию гранулометрического состава руды, повышаем извлечение за счет внедрения технологии флэш-флотации. Наблюдаем за последними тенденциями в технике управления предприятиями, глобальным трендом на диджитализацию. Горнодобывающая отрасль, наверное, не в авангарде этого процесса, но неизбежно будет в нем участвовать.

Интервью взял Анатолий Джумайло