Роман Абрамович вложил $6 млн в компанию OncoTartis Inc. — стартап, который работает над новым лекарством от рака крови. Сколько тратит мир на борьбу с онкологическими заболеваниями и выигрываем ли мы эту войну? Выясняла Татьяна Гомозова.
Фото: Олег Харсеев, Коммерсантъ
Биотехнологический стартап OncoTartis Inc. — американская «дочка» фирмы «ОнкоТартис», резидента «Сколково». $6 млн она получила от компаний Norma Investments Романа Абрамовича и Pharmstandard International — дочерней компании «Фармстандарта», лидера фармацевтического рынка России. Деньги привлекли под препарат для лечения острых лейкозов, то есть рака крови. Разработчики используют новый принцип терапии, который в идеале решит проблему рецидивов, а также устойчивости болезни к лекарствам.
В следующем году компания планирует начать клинические испытания, а в случае успеха заинтересовать своим проектом крупных игроков фарминдустрии. Как говорит исполнительный директор кластера биомедицинских технологий фонда «Сколково» Кирилл Каем, такие инвестиции окупаются многократно, хотя и риск высок:
«Мультипликаторы по отношению к первичным инвестициям составляют 10-12 от самых ранних фаз исследований — это для разработчика очень хорошая и выгодная история. Для стратегического инвестора важно купить эту разработку, потому что он формирует свой портфель, он оценивает потенциальный сбыт, который может получить по препарату, и так называемые препараты-блокбастеры, направленные на медицинскую потребность, не имевшую возможности терапии. Препарат-блокбастер, который продается за $3-7 млрд — это вполне нормальная история. Для фармацевтической компании, которая вкладывается в стартап в поздней стадии — выкупая компанию или выкупая интеллектуальные права, когда уже риски очень сильно снижены, компания прошла вторую фазу клинических исследований, показала эффективность и безопасность на пациентах — компания может оцениваться в несколько сотен миллионов долларов, доходит до миллиарда».
По данным крупнейшей исследовательской организации IQVIA, мировые расходы на лечение и последующее сопровождение онкобольных в прошлом году составили $113 трлн. Как пояснил исполнительный директор Фонда профилактики рака Илья Фоминцев, основные средства крутятся в фундаментальных исследованиях — там речь идет о миллиардах. Но это приносит плоды: уже сейчас многие виды рака успешно переводят в стадию хронической болезни. И лечение будет становиться все более доступным благодаря развитию технологий:
«Сейчас мы живем при революции в лечении рака.
Я думаю, через 15-20 лет появятся уже достаточно дешевые способы лечить рак и оставлять его как хроническое заболевание на очень долгое время с нормальным качеством жизни. То есть это уже не будет так страшно выглядеть.
Люди страдают ревматоидным артритом, например, и никто его так адски не боится».
Однако пока расходы растут: в США, например, средняя стоимость лечения в период с 2004 до 2014 года выросла с $15 тыс. до $21 тыс. в месяц. В России небольшая операция обходится в десятки тысяч рублей, а полный курс от диагностики до реабилитации — в несколько миллионов. При этом препараты — одна из главных статей расходов, и снизить их цену довольно сложно, говорит директор медицинской компании UNIM Алексей Ремез:
«Когда речь идет о хирургическом вмешательстве, о лучевой терапии, а также, не дай бог, иммунотерапии или иной дорогостоящей терапии дорогостоящей, когда поздняя стадия заболевания, стоимость только одного препарата на месяц может составлять порядка 200 тыс. рублей. Препарат этот принимается пациентом до рецидива, обычно до самого конца — условно, 200 тыс. рублей в месяц, умножаем на полтора года, получаем несколько миллионов рублей».
Именно поэтому небольшие стартапы и продают свои разработки фармгигантам, поясняет Алексей Ремез:«Малый бизнес в фармацевтику идти не может. Обычно это происходит так: есть какой-то коллектив ученых, предпринимателей, которые хотят и стремятся разработать новый препарат, они доводят препарат до фазы клинических испытаний, добиваются каких-то ощутимых результатов, а потом стремятся продать какой-нибудь фармацевтической компании. Вырастить с нуля свою фармацевтическую компанию, на мой взгляд, на данный момент, особенно в онкологии, практически невозможно».
«Стоит ли разрабатывать новые фармпрепараты? — продолжает эксперт. — Приведу пример. Больше 15 лет лет назад первый таргетный препарат «Герцептин» разработала небольшая компания, потом купленная фармацевтической компанией Hoffmann-La Roche. Этот препарат дал возможность женщинам с HER2-позитивным раком молочной железы вместо того, чтобы уйти с этого света в течение года-полутора, жить три-пять лет.
Препарат этот стоил достаточно дорого, еще пять лет назад он в России стоил порядка 150 тыс. руб. за упаковку, то есть курс лечения обходился там примерно в 1,5 млн руб. Стоят ли эти деньги лишних трех-пяти лет жизни для этой пациентки?
Несколько лет назад уже вышло второе поколение этого препарата, он стоит еще дороже, но женщины с HER2-позитивным раком молочной железы на этом препарате живут пять лет и дольше. А пятилетний порог является ключевым в том смысле, что вероятность рецидива после пятилетней выживаемости очень существенно падает, то есть большой шанс, что женщина будет продолжать жить и дальше. Есть вероятность, что новое поколение этого фармацевтического препарата переведет конкретный рак молочной железы с HER2-позитивным статусом в разряд хронических. Стоит это того? Да, наверное, стоит. Но, безусловно, ключевой проблемой в лечении онкологии на данный момент во всем мире является финансирование».
По данным аналитической компании CB Insights, к концу этого года сумма инвестиций в стартапы, работающие с онкологическими заболеваниями, приблизится к $18 млрд. При этом из 250 препаратов до фазы клинических испытаний доходит пять, и только один имеет реальные шансы выйти на рынок.