обозреватель
Какая сила может заставить правящий класс страны, уже давно ставшей одним из главных фронтов глобальной войны с терроризмом и вынужденной жить по законам военного времени, взять и устроить внутреннюю свару? Причем такую, которая оставит эту страну без правительства в едва ли не решающий момент ее истории?
Демарш израильских левых, превративший премьера Шарона в Харона для его уходящего в политическое небытие кабинета, напомнил об общемировой болезни коалиционных правительств, многие из которых сегодня являют собой примеры странных, если не сказать, противоестественных сожительств. Поиск компромисса, консенсуса, которого во имя некоего "национального единства" непременно пытаются достичь демократии разных континентов и, соответственно, разных калибров — Германия в Европе, Индия в Азии или Израиль на Ближнем Востоке, неизбежно влечет за собой такую притирку главных политических партий друг к другу, которая ведет к постепенной нивелировке различий между ними. Платой за такой брак без любви, в ходе которого приходится поступаться принципами, неизбежно становится утрата этими партиями собственного лица, потеря поддержки избирателя и, как следствие, их постепенное саморазрушение.
Напомним, что более полувека назад придерживающиеся левых взглядов переселенцы из Европы сыграли ключевую роль в создании еврейского государства. Достаточно сказать, что эти взгляды разделяли Давид Бен-Гурион, Голда Меир и другие идеологи кибуцного социализма, вошедшие в учебники истории как "отцы-основатели". В течение десятилетий израильские левые из "Аводы" ("Партии труда") последовательно отстаивали свои взгляды по вопросам мира с арабами, еврейских поселений, отношения к религии, проблемам экономики и социального развития. Эти взгляды заметно отличались от взглядов правого "Ликуда", не говоря уже об ультраправых из партии ШАС.
Однако с момента провозглашения Государства Израиль прошла целая эпоха. Много "Аводы" утекло. К середине 90-х стало особенно очевидно, что симпатии общества разделились ровно пополам между правыми и левыми. Наступило полное неопределенности время "лево-правых коалиций", и "трудовики" обнаружили, что им приходится, зажав нос, сидеть в одном кабинете с ликудовцами и еврейскими ортодоксами. Иного пути создать дееспособное правительство не было. Идя на одну уступку за другой, "Авода" чувствовала, что постепенно размывает свою идейную платформу, медленно, но неуклонно деградирует. И вот когда на повестке дня кабинета Шарона встал вопрос о бюджете, "Авода" схватилась за него как за спасительную соломинку: столь чувствительные для израильских левых вопросы расходных статей, касающихся финансирования еврейских поселений и малоимущих слоев населения, стали тем последним рубежом, сдав который "Авода" могла окончательно перестать ощущать себя самостоятельной политической силой. "Авода" предпочла эффектно поставить крест на правительстве Шарона. И устроила себе сеанс омоложения — пусть и ценой "национального единства".