В Москве в Государственном центре современного искусства проходит выставка классика русского концептуализма Ивана Чуйкова "Лабиринт".
На обширном затоптанном полу Государственного центра современного искусства аккуратно нарисованы линии лабиринта со стрелками, строго указующими, в каком направлении надлежит двигаться, и дорожными знаками, запрещающими пересекать границы лабиринта в неположенном месте. Пришедшие на вернисаж Ивана Чуйкова зрители озадаченно толкутся у входа — то ли плюнуть на дорожную разметку и прямиком направиться в глубь зала, туда, где уже выпивали пришедшие ранее коллеги и знакомые, то ли покорной лабораторной крысой бегать по нарисованным дорожкам.
Точно такой же выбор стоит и перед тем, кто вознамерился проинтерпретировать чуйковский "Лабиринт". Можно поразмышлять на предложенные пресс-релизом темы свободы выбора и конформизма. Можно еще раз пробежаться по давно размеченным дорожкам рассуждений о концептуализме, "пустотном каноне" и перформансах "Коллективных действий". Можно вспомнить предыдущую выставку Чуйкова "Прибор для наблюдения пустоты и бесконечности", где в боксе, выстроенном из стекла, прозрачного с одной стороны и зеркального — с другой, так же открывался лабиринт — зеркальный, бесконечный, недоступный и завораживающий. А можно, к примеру, вспомнить несколько лет назад показанную в Париже инсталляцию Патрика Корийона (Patrick Corillon). Там в пустом ангаре выставочного центра так же были прочерчены дорожки, только обозначали они не абстрактный лабиринт, а коридоры гостиничного номера, по которым надо было бродить, читая разложенные на месте номеров листочки с красивыми новеллами об их призрачных обитателях.
А можно попробовать ломануться напролом: просто попытаться пройти лабиринт и почувствовать, как изменяется пространство и как вдоль твоего пути вырастают невидимые стены, о которые ты боишься удариться, огибая вставшего прямо на пути коллегу. Он-то уже находится в совсем другом пространстве, где нет никаких стен и можно спокойно болтать со стаканчиком в руке, стоя прямо на линии невидимого лабиринта. Тогда ты почувствуешь, что такое — оказаться внутри того зеркального лабиринта, что так манил тебя в "приборе для наблюдения за пустотой и бесконечностью". Или стать призрачным постояльцем корийоновской гостиницы, никак не могущим вступить в контакт с остановившимся прямо напротив его двери посетителем выставки. И тогда работа Чуйкова напомнит вовсе не концептуализм, а рассказ Лавкрафта, в котором заблудившийся на неведомой планете астронавт попадает в невидимый лабиринт с постоянно видоизменяющейся структурой и погибает в нем с руками, в кровь исцарапанными и разбитыми о стены, которые он так и не увидел.
ИРИНА Ъ-КУЛИК