концерт классика
В Оперной школе Галины Вишневской с программой романсов Чайковского и Рахманинова выступил мировой топ-баритон Дмитрий Хворостовский (партия фортепиано — Михаил Аркадьев). Все бы хорошо, если б не цены на билеты, доходившие до 22 тыс. руб. Комментирует ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ.
Выходы музыкантов ранга Хворостовского во всем мире считаются элитными и, соответственно, дорогостоящими. Но цены на концерт, проведенный "Росинтерфестом" на деньги "Газпрома", задрались слишком уж неприлично. Возможно, как раз аппетит устроителей и поспособствовал приходу сюда людей с самобытной реакцией на русские романсы в исполнении Дмитрия Хворостовского.
Одна дама, например, вклинила прочувствованное "спасибо" в паузу между только что "растворенным (в романсе Чайковского) окном" и еще не начавшимися аплодисментами. Нескромной ажитацией отметили и тютчевско-рахманиновскую мини-исповедь "Все отнял у меня...". Такое было впечатление, что сюжет о Боге, отнявшем тут слишком уж многое — "здоровье, лавры, силы, сон", причем с неадекватной заменой — "одну тебя оставил мне, чтоб я ему молиться мог...", слушатель принял к сведению как нечто очень актуальное для себя. А вот блестяще разыгранную тут вампуку романсового высказывания, боюсь, мало кто заметил.
Между тем понятие оперной вампуки многое объясняет. Мало кто из осевших за рубежом русских оперных звезд умеет, как Хворостовский, выражать пресловутую лирику-истерику русской души (святая святых русского романса) во всю мощь по-оперному бушующей страсти. К тому же с применением целого арсенала оперных приемов: неимоверно растянутого дыхания, риторических акцентов на верхних нотах или сложных распевов одной гласной.
Благословляет ли Хворостовский леса или констатирует "День ли царит", вопрошает ли "Отчего?" или просит "Не пой красавица при мне" — все это он делает с той специфически избыточной подачей, какую, скажем, русская оперная сцена ХIХ века требовала только от рубинштейновского Демона и Мефистофеля Бойто. Похоже, Дмитрий Хворостовский воспринимает когда-то поощрявшуюся борьбу с вампукой очень по-своему: в ревизии вампуки он видит настоящую музейную ценность.
И в этом смысле московскую программу легко счесть показательной. Хотя бы на предмет безупречной русской фонетики (за вычетом пары-тройки слов вроде "заливаедза" вместо "заливается" у Чайковского) или старорежимно-выпуклой драматической игры (особенно трудной, например, во "Вчера мы встретились..." Чайковского, где есть эффект диалога).
Но очень во всей этой истории удручил выбор места действия. Дело в том, что зал Оперной школы Галины Вишневской заведомо мал для музыкантов крупной актерской складки. Тут неизбежен пресловутый эффект лупы — весьма полезный, скажем, специалистам по оперному пению, но не способствующий адекватному общению певца с дилетантской публикой. У нее близкое зрелище работы певческого аппарата провоцирует лишь першение в горле и крики "души". Вот и вышла неловкость. Даже несколько. Кто-то перхал. Кто-то кричал свое "спасибо". А певец просто-напросто забыл слова романса Чайковского "То было раннею весной". И там, где "трава едва всходила", у него преждевременно прозвучало "в тени берез то было".