В воскресенье вечером на стадионе "Лужники" помянули 66 болельщиков, погибших 20 лет назад в давке после матча "Спартака" с голландским "Хаарлемом". Присутствовали руководство клуба "Спартак", родственники погибших и фанаты. Все друг друга ненавидели.
Почти десять лет это происшествие замалчивалось, в 1992 году состоялся первый митинг и установка памятника около Большой спортивной арены. Второго митинга родственникам погибших пришлось ждать еще десять лет. В воскресенье они поняли, что ждали зря.
Около стадиона толклись фанаты-подростки, среди них ходил мужчина в дорогом пальто. Это был Сергей Топоров, уволенный из "Советского спорта" в 1988 году за статью о гибели болельщиков после матча "Спартак"--"Хаарлем". Фанаты смотрели на господина Топорова по-щенячьи преданными глазами и называли его Топор. Вначале все вели себя спокойно, за исключением Топора — он внезапно подскакивал к подросткам и спрашивал: "А в прошлом году ты был здесь?" Подростки от неожиданности раскрывали рты. Топор толкал фанатов в грудь, они отскакивали, как футбольные мячики. Алкогольные пары разносились от легендарного журналиста по всеми стадиону.
Наконец уже сам Топор отлетел в сторону. "Да я 20 лет этим жил, б...! Я не могу, б...! У меня брат погиб здесь, брат погиб!" — лысый парень лет 15 рвал на себе волосы и рыдал. "Да я собственными руками его хоронил, б..." — рыдающий парень наступал на господина Топорова, размахивая красным шарфом, словно желая его задушить. "И фамилия его тут есть, на памятнике?" — господин Топоров сделал жалкую попытку разоблачить самозванца. "Нету там фамилии! Нету!" — парень уткнулся в шарф и зарыдал. Спасшийся Топор разгуливал гордо, но вопросов больше не задавал.
Со свечками рядком стояли матери погибших. "Поехали, Сережка-то ждет, ребенка надо везти",— заметила одна из женщин. "Давно пора ехать! Это Валька все разгуливает тут где-то со свечкой, все надеется, что ее по телевизору покажут!" — ответила другая. "О, жизнь беско-о-нечная!" — запел поп. В какой-то момент установилась тишина, но она была обманчива — шизофрения уже начала медленно, но верно овладевать массами. С визгом из толпы вылетел подросток. Добежав до самого видного места, он упал на асфальт и забился в судорогах. "Ур-р-роды! Ур-р-роды! Падлы!" — корчился подросток. За ним уже бежала толпа. Топор поднял рыдающего парня и прижал его к своей груди. "Я не могу так больше жить! Я больше не могу!" — кричал парень, и слезы градом лились из его глаз, а из корчившегося в мучительных гримасах рта выглядывал единственный имеющийся во рту зуб. Тетка бомжеватого вида гладила его по голове. "Ур-р-роды! Падлы! Я их всех убью!" — корчился парень, но кто из присутствующих уроды и падлы, он объяснить не мог, да это никого и не интересовало. Всем было ясно, что уродов надо поубивать. "Колобок, дадут тебе десять лет, ну и что! У меня сын десять лет отсидел, и нормально!" — подбадривала парня тетка бомжеватого вида. Рядом кругами бегал пацан, "похоронивший брата", и тоже рыдал. Стоящие рядом молодые люди в красных шарфах вдруг завыли и зарыдали в один голос, словно дождавшись своей очереди. Матери погибших в страхе обходили парней в шарфах и шли к памятнику со свечками.
Президент клуба "Спартак" Андрей Червиченко и два пришедших с ним футболиста жались в испуге к ограде памятника, потому что поняли, что кроме них убивать тут некого. "Это они нам не разрешали митинг организовать! Нас милиция тут разгоняла! А теперь пришли и стоят!" — рыдали фанаты и тыкали в господина Червиченко пальцем. К матерям погибших подошел парень лет 20 вполне вменяемого вида. Женщины ему сразу пожаловались: "Кто их разгонял? Мы приходили, нас никто не разгонял, а этих тут и не было!" Фанаты продолжали рвать на себе волосы. "Да это шизофреники какие-то! — спокойно объяснил парень вменяемого вида.— А вот я каждый год сюда прихожу. Вначале на кладбищах могилы обхожу — я ведь их почти всех хорошо знал. И Левона знал". Одна из женщин чуть не плюнула парню в лицо: "Кого ты знал? Да он был студент, он из дома почти не выходил!" Женщины ее поддержали: "Наши дети были патриоты! Они за свою родину пришли поболеть! Они были не такие! Не такие, как эти!" Фанаты продолжали рыдать и корчиться на асфальте.
АДЕЛАИДА Ъ-СИГИДА