книга философия
В русском переводе вышла книга эссе знаменитого словенского культуролога и философа-радикала Славоя Жижека (Slavoj Zizek) "Добро пожаловать в пустыню реального!". На Франкфуртскую книжную ярмарку Славой Жижек был приглашен в качестве почетного гостя. Российское издание его книги, вышедшей в переводе Артема Смирнова в "Прагматике культуры", привезла философу ЛИЗА Ъ-НОВИКОВА.
— Ваши "5 эссе" об 11 сентября стали культовыми текстами, еще не появившись в книжном варианте. Образ постсентябрьской ситуации вы представили целым кругом вопросов. Появились ли на них ответы?
— Одно из последствий событий 11 сентября — уменьшение пространства демократической дискуссии. Например, в Америке всерьез идет речь о легализации пыток, в прессе же эта тема почти не обсуждается. Или вот еще инициатива — завербовать в качестве шпионов тысячи почтальонов, электриков и представителей других профессий, имеющих право посещать частные дома. Большинство американских политических комментаторов заявляют после сентябрьских событий о конце времени "постмодернистских теорий", "века иронии". Теперь, по их мнению, нельзя оставаться в стороне, надо решать, с кем вы.
После крушения коммунизма казалось, это "конец истории": кто-то быстрее, кто-то медленнее, но все мы должны присоединиться к счастливому либеральному капиталистическому сообществу. Но сейчас понятно, что схема "конца истории" не сработала: экономические кризисы в Аргентине, Африке. Я считаю, что помощь должна прийти из стран так называемого второго мира, в том числе из России. Именно здесь должна создаваться альтернативная Америке модель.
— Но Россию торопятся зачислить в третий мир?
— Нет, вы все еще страна с сильной индустриальной властью. В одной из глав книги я пишу об одной лингвистической тонкости. У вас есть по два слова для важных понятий: "истина" и "правда", "государство" и "держава". Я ищу именно такие знаки, которые говорят о новых возможностях. Вы, конечно, в трудной ситуации, но трудности стимулируют креативность. Вы, может быть, решите, что я сошел с ума, но я возлагаю надежды на вашу Сибирь, затерянную землю вне истории. Не будьте слишком пессимистичны. Все знают, что русские по отдельности — очень творческие люди, но проблема — как добиться результата для всех.
— А как ваши идеи были восприняты на вашей родине?
— Парадокс в том, что, если бы не тоталитарная цензура, я сейчас был бы неизвестным маленьким словенским профессором, а так меня знают во всем мире. Но эту книгу я на родине не публиковал. А вот, например, в Израиле она вызвала немалые и противоречивые отклики. В Америке ее опубликовали лимитированным тиражом, для академических кругов. Я в принципе не рассчитываю на какой-то огромный резонанс. Все, чего я хотел бы добиться,— указать людям на возможность дистанции: полностью не принимать на веру все, о чем кричат средства массовой информации: "Террор, война, борьба с фундаментализмом". Если мои читатели хотя бы научатся задавать свои вопросы — я достиг своей цели.
Вот, например, странная "реабилитация" афганской войны: сначала все обвиняли русских оккупантов, теперь вы стали "отличными ребятами", воевавшими с врагами. Что за игра? Надо разобраться и со всеми главными американскими врагами — от Милошевича до Норьеги и Саддама Хусейна. Многие из них ведь изначально поддерживались Америкой.
— Вы пишете о политике, но приводите примеры из области искусства, литературы. А что вы думаете о роли литературы? Русская, например, должна была спасти мир.
— Мы, словенцы, еще хуже. В XIX веке мы были частью Австрийской империи, писатели тогда играли роль элиты. Но когда говорят: у нас слишком много жестоких коррумпированных политиков, давайте слушать людей искусства... О нет, я предпочитаю коррумпированных политиков. Посмотрите на экс-Югославию: идеологической причиной террора и войны были поэты. Люди культуры объединились с националистами. Литература уже влияет на политику с 1990-х, только не хорошая литература, а плохая. Или возьмем кино — например, ваш фильм "Брат". Для меня удивительно, как даже в самые темные времена ваше кино оставалось на высоком уровне. Как Эйзенштейну дали снять "Ивана Грозного"? Это же удивительный портрет тоталитарного правителя. Я как раз пишу об этом эссе.
Интеллектуалы должны покинуть "башню из слоновой кости". Прошли времена, когда Солженицын, публикуя свой "Один день...", получал огромный резонанс. У нас в Словении тоже было свое райское время — последние годы "под коммунистами", тогда у нас было лучшее от обоих миров. Существующий капитализм — уже "культурный капитализм". Индустрия развлечений. Культура — уже главная тема индустрии. Все входит в культуру, даже еда, стиль жизни. Даже социальные проблемы, которые мы обсуждаем, все более становятся культурными проблемами.
— Видите ли вы в современной литературе примеры соединения интеллектуального потенциала с художественностью?
— Ну вот недавний французский хит Мишеля Уэльбека "Элементарные частицы". Роман мне не особо понравился, но показался интересным сам феномен. Это, как, впрочем, и последний роман Гюнтера Грасса, интеллектуальный роман, затрагивающий вопросы этичности, гуманности, сексуальности. Это роман, подразумевающий дальнейшую дискуссию, которая в результате и удалась. У вас Солженицын пытался взять на себя эту роль, но потом отошел в тень.
— Да, отошел.
— Но я не думаю, что такой тип романа можно считать собственно литературой, это, скорее, журналистский тип литературы. Проблема в том, способна ли вообще литература функционировать как средство коммуникации? Может быть, эту роль возьмет на себя кино, что тоже необязательно. Конечно, сама идея, что "книга устарела", устарела раньше. Но факт остается: в последнее время книга довольно редко выдвигалась в центр общественного внимания. Причем скорее это были биографические, научные, журналистские книги. А в чем роль литературы? Люди должны почувствовать, что что-то не в порядке с их жизнью. При том что вовсе не нужно доверять интеллектуалам, любимое занятие которых сгущать краски. Не литература должна меняться, а наше отношение к ней.