премьера балет
В ГЦКЗ "Россия" Государственный театр классического балета показал премьеру спектакля "Спартак" в постановке своих руководителей Натальи Касаткиной и Владимира Василева. Хореографы обещали, что их "Спартак" не будет похож на предыдущие. ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА свидетельствует, что публику не надули: новый балет вообще ни на что не похож.
Новая версия "Спартака" — уже четвертая в Москве и чуть ли не семидесятая, если считать все случаи творческого возбуждения хореографов пряной и воинственной музыкой Арама Хачатуряна,— приурочена к 100-летию композитора. Все предыдущие московские "Спартаки" были поставлены в Большом (в 1958-м — Игорем Моисеевым, в 1962-м — Леонидом Якобсоном, перенесшим в столицу спектакль Кировского театра, в 1968-м — Юрием Григоровичем). Моисеевский "Спартак", славный боями и массовыми сценами, остался лишь в памяти участников и балетоманов почтенного возраста. Якобсоновский — красивая монументальная фреска — живет в виде фрагментов в репертуаре созданной им труппы "Хореографические миниатюры". "Спартак" Юрия Григоровича, увековечивший героический балет 60-х вместе с его героическими танцовщиками, известен каждому советскому человеку и до сих пор считается визитной карточкой Большого.
Чтобы взяться за балет, заезженный, почти как "Лебединое озеро", и к тому же с успешной сценической историей, надо иметь немало отваги и веские основания. Отважные создатели нового "Спартака" Наталья Касаткина и Владимир Василев мотивировали его появление своим желанием освободить либретто от "советских идеологических клише и штампов" и "дать зрителю новое, свежее прочтение классики". Поскольку их предшественники уже сполна разделались как с историзмом, так и с героикой, постановщики сконцентрировались на "эротической атмосфере эпохи", то есть на том, что советская цензура на сцену не допускала. Но тут советским новаторам с 40-летним стажем не хватило последовательности.
Скажем, попытались трансформировать балет в мюзикл, но не довели дело до конца. На сцену вывели контртенора Эрика Курмангали (отменившего в своей фамилии окончание как пережиток советской эпохи), томно выводящего "а-а-а!" в микрофон. Шеститонная конструкция 87-летнего сценографа Иосифа Сумбаташвили обеспечила типичную для мюзикла статичность декораций. Полукруглая стена с двумя ярусами арок: вроде бы Колизей, а спустить сверху стремянки — уже таверна, втащить снова — пиршественный зал, вытащить — и готова римская дорога с распятыми на стремянках повстанцами.
Иногда, конечно, трудно понять, что и где происходит, тем более что рабы и патриции зачастую толкутся на сцене одновременно, вступая в довольно невнятные отношения. Но мюзиклу линейная логика ни к чему. Зато костюмы Елизаветы Дворкиной очень даже кстати: люрексовые трусы и бюстгальтеры римских воительниц, золотые комбинезоны гермафродитов с привязанными к ним золотыми же яичками, одеяния с блестящими аппликациями из колонн, виноградных гроздьев и апельсиновых деревьев, головные уборы в виде галер и китов, испускающих струи,— все это выглядит нашим ответом ихнему варьете. Но тут хореографы явно заробели: выпустив легион полуголых амазонок в составе римского войска, канкан так и не организовали — ограничились скромным вилянием бедер да разрозненными большими батманами; гермафродитам не дали обыграть свою двуполость, да и вообще продекларированный разврат показался несколько стыдливым, хоть и разнообразным.
Так, под историческим прикрытием древнеримского гомосексуализма в либретто появился новый персонаж — Метробий, "друг Красса". И вот этот многообещающий трансвестит лежит себе на ложе с экс-диктатором Суллой и, совсем как в балетных вакханалиях 100-летней давности, руками по его телу водит. Танцует же, задирая юбку то спереди, то сзади, вовсе не с Крассом, а с какими-то второстепенными мимами, что сильно обедняет образ римского военачальника. Видно же, что отношения со своей наложницей, амазонкой-нимфоманкой Эвтибидой, тот поддерживает только из выгоды — уж очень формальны их совместные пляски. Постановщики так и не дали полководцу (в исполнении индифферентного Владимира Муравлева) проявить свои человеческие чувства, а ведь как актуально и свежо смотрелась бы его любовь к тому же Спартаку!
Однако по либретто Спартак (безнадежно коряво станцованный премьером Большого Юрием Клевцовым) оказывается жертвой любвеобильной Эвтибиды (адекватно сыгранной балериной Ольгой Павловой). Тут тоже наклевывались находки: в первом же адажио со связанным рабом она так мило (на начало знаменитой музыкальной темы "та-ра-рам") проводит ручкой вдоль его члена, а на ее окончание ("пам-пам") смотрит, возымело ли это какой-нибудь эффект. Но вместо того чтобы развить танец сладострастницы в разновидность стриптиза у шеста, хореографы малодушно отрывают ее от объекта, заставляя распутывать веревку, связывающую пленника.
Несколько эффектнее смотрелся знаменитый танец "гадитанских дев". "Девы" демонстрировали редкую форму зоофилии, сношаясь со змеями, похожими на исполинских мучнистых червей: вытаскивали их изо ртов, промежностей, заплетали кольцами так и сяк, держа при этом ногу у уха, расползаясь в шпагаты или становясь на "мостик" причинным местом к зрителям. Жаль, что кульминация танца была сорвана вторжением спартаковских фанатов. Правда, в финале спектакля за дев отыгрались женщины казненных повстанцев, устроив массовый сеанс теперь уже некрофилии: выволокли трупы и устроились на них, активно двигая крестцами. На рабах же, "распятых" на стремянках, висели аж по двое.
Из обещанных в анонсах сюрпризов не хватало только греко-римской борьбы, которой артисты труппы обучались под руководством Александра Малышева, как уверяет программка — "генерал-майора и князя". Ибо жалкие удары "копьями"-палками, беспомощная рубка деревянными мечами, от которых отваливались эфесы, да один кувырок Красса вряд ли можно счесть результатом работы столь заслуженного человека. Зато порадовала обозначенная в программке "египетская собачка" в исполнении таксы Нюси. Влекомая на поводке экс-диктатором Суллой (репетитор труппы Сергей Белорыбкин — единственный, кто естественно вел себя в атмосфере разврата и свободно двигался на двадцатисантиметровых котурнах), Нюся придала недоделанному героико-эротическому мюзиклу скромное обаяние домашнего капустника.