Оливье Брандикур, главный исполнительный директор глобальной французской компании Sanofi, убежден, что российские фармпредприятия смогут повторить успех европейских и американских биотехнологических компаний, которые начинали как совсем небольшие, но сумели вырасти до самых серьезных структур.
Фото: Кристина Кормилицына, Коммерсантъ
Референтная цена
— Руководитель такого уровня обычно редкий гость в региональном, причем далеко не самом большом региональном, филиале, каковым является Россия. Какова цель вашего визита?
— Россия — важный рынок для нашей компании, и одно это уже могло бы стать причиной моего визита сюда. Я пришел в Sanofi на пост главного исполнительного директора около двух с половиной лет назад, и это мой первый визит в данной должности в Россию, но до этого я бывал в вашей стране много раз, когда на разных должностях работал в компаниях Pfizer и Bayer. Еще одна причина моего приезда — пленарное заседание Консультационного совета по иностранным инвестициям (КСИИ) с участием премьер-министра и ряда министров из состава правительства. КСИИ, в который Sanofi вошла в 2013 году,— это площадка для взаимодействия государства с международными инвесторами, в большей степени с крупными компаниями, для обсуждения бизнес-среды в России и, что особенно актуально для нашей ситуации, регуляторной среды.
— Ваши ожидания от встречи оправдались?
— Хороший вопрос. Данное пленарное заседание КСИИ стало для меня первым, в предыдущие годы компанию там представлял председатель совета директоров Sanofi. Впечатления мои абсолютно положительные, так как после самого заседания и участия в сопровождающих встречах с самыми разными представителями министерств, аппарата правительства и другими представителями органов государственной власти сложилось ощущение, что нас слушают и слышат. Думаю, это абсолютно необходимое условие для выстраивания диалога.
— Какие выводы вы сделали?
— На заседании я говорил о том, что Россия — крайне важный рынок для фармацевтической отрасли, в первую очередь из-за неудовлетворенных медицинских потребностей в стране. В частности, этот фактор находит отражение в разной — если сравнивать Россию с Западной Европой — продолжительности жизни. И в этом смысле инвестиции в фармотрасль в первую очередь направлены на улучшение человеческого капитала. Второе, о чем я говорил на КСИИ: очевидно, что российское правительство идет по пути постоянного повышение уровня инвестиций в фармацевтическую отрасль и расширения охвата программами лекарственного обеспечения, улучшения доступа пациентов к терапии. Я подчеркивал, что для отрасли очень важно иметь предсказуемую среду, а предсказуемая среда включает в том числе вопросы ценообразования. И тут хотелось бы коснуться предложений по новой методике ценообразования, которая сейчас обсуждается в России. Наш посыл в том, чтобы формировать цену с применением широкого списка референтных стран. Пока же речь идет о том, чтобы ориентироваться на самую низкую цену. Мы полагаем, что, если такой подход сохранится, следует брать в качестве референтных государства, в которых такой же уровень ВВП в расчете на душу населения, так же организована структура системы здравоохранения, то есть существует ряд факторов, позволяющих сравнивать эту страну с Россией в процессе определения корректной цены. Еще один момент, связанный с ценообразованием, о котором я говорил на КСИИ: нам необходима прозрачность в отношении референтных цен на лекарственные препараты в референтных странах. И эта прозрачность в первую очередь связана с публикацией источников данных, к которым нас отсылают. И, наконец, последний пункт моего выступления: долгосрочные контракты в отношении препаратов, которые продаются через тендеры, и в особенности на аукционах, в том числе электронных. Нам представляется, что следует исключить из этого процесса продукты с действующей патентной защитой, по которым мы считаем необходимым вести прямые переговоры с производителями вместо продажи через аукционы. Мы открыты к такому подходу, в том числе к внедрению системы распределения ответственности за результаты лечения инновационными лекарствами.
Новые активы
— Так получилось, что я был, наверное, первым российским журналистом, кто побывал на вашем заводе по выпуску инсулинов в Орле — еще до того, как он был зарегистрирован в России. Ваши планы в отношении этого предприятия?
— Спасибо за вопрос. В рамках торжественной церемонии мы подписали с правительством специнвестконтракт (СПИК), связанный с инвестициями и дальнейшим развитием нашей производственной площадки "Санофи-Авентис Восток" по производству инсулина по полному циклу в Орле. Кроме того, СПИК касается планов по экспорту с этого завода в страны ЕС, на что в прошлом году было получено одобрение от Европейской комиссии.
— Каковы ваши планы в части приобретения новых активов?
— В ноябре 2015-го, вскоре после того как я присоединился к компании, мы разработали так называемую "Дорожную карту 2020", которая касалась стратегического развития компании в период с 2015 по 2020 год. И в этом плане мы обозначили, что будем рассматривать возможности по приобретению новых активов в конкретных областях, по конкретным заболеваниям. Мы определили, что ограничим уровень сделок размером сделки по нашему последнему приобретению на тот момент — американской компанией Genzyme, которую мы купили в 2011-м за $20 млрд. Таким образом, мы сообщили нашим инвесторам, что впредь не будем рассматривать сделки объемом свыше $20 млрд, а в своих планах по приобретениям сосредоточимся на онкологии, рассеянном склерозе, иммунологии и редким заболеваниям. И последнее, о чем я пока не упоминал: закрытие сделки по обмену активами с немецкой компанией "Берингер Ингельхайм". В результате мы усилили наше безрецептурное подразделение, таким образом реорганизовав наш портфель.
— Но-шпа уйдет? Вы будете от таких препаратов избавляться, они ведь не укладываются ни в одно из перечисленных вами четырех направлений?
— Ответ: нет! Потому что я говорил о приобретении активов. Все, что у нас сейчас есть в портфеле, мы, конечно, сохраним.
Экспорт инноваций
— Все, что касается R&D, увлекает магией цифр: 10-15 лет — разработка новой молекулы, €1-2 млрд это все стоит. То есть, судя по всему, в гонке количества лет и количества денег на разработку и выпуск новой молекулы остановки не будет. Вопрос мой, собственно, вот в чем: означает ли это, что в какой-то момент в мировой фарме появится очень узкая группа компаний, способных консолидировать активы для выпуска новых молекул и новых препаратов?
— Хороший вопрос. Исторически именно стоимость R&D становилась причиной многих слияний в фармацевтической отрасли. Но недавнее открытие в области генома человека и биотехнологий, связанных с ним, помогло биотехнологическим компаниям и отрасли в целом повысить свою производительность. Резюмируя, могу сказать, что эти цифровые технологии вместе с регулятором, их применяющим, в комплексе должны привести нас к менее затратному способу разработки новых лекарств.
Мы видели в последнее время целый ряд очень успешных компаний: выросшие из биотехнологических, они быстро стали крупными игроками — это Amgen, Genentech, ставший частью Roche, Gilead с их новыми продуктами, которые они успешно вывели на рынок, например с продуктами для лечения гепатита С. Таким образом, я считаю, что, говоря о будущем индустрии, не стоит рассматривать его с точки зрения одной лишь консолидации, вызванной перечисленными вами факторами: нужно иметь в виду новые компании, становящиеся успешными с помощью инноваций и новых технологий.
— На ваш взгляд, есть ли надежды у российских разработчиков молекул выйти не только на национальный рынок, но и "прорвать границы" с новыми молекулами?
— Что представляет собой фармацевтическая отрасль сегодня? Развитие технологий привело к формированию того, что мы называем миром малых молекул и лекарственных средств, которые применяются в первичной медицинской помощи, а большая часть первичной медицинской помощи представлена дженериковыми препаратами. Потребности в первичной медицинской помощи практически по всему миру оказываются в целом удовлетворены. Но большие молекулы, создаваемые биотехнологическими компаниями,— это совершенно другой мир. И в этом смысле Россия, как мне кажется, со временем сформирует соответствующую экосистему, для создания которой необходимы исследовательские лаборатории, научно-исследовательская база, биотехнологические компании, такие как "Биокад", "Нанолек", "Петровакс". Поэтому некорректно говорить, что надежд на то, чтобы быть сильным игроком в инновациях и экспортировать свои инновации за границу, у России нет, это было бы в корне неверно. Не забывайте, что есть много примеров очень успешных биотехнологических компаний в Европе и США, особенно в США, которые изначально были совсем небольшими, а сейчас выросли до серьезных размеров. И еще один важный момент — клинические исследования, которые можно проводить в России, так как в вашей стране есть соответствующая академическая база.
Оливье Брандикур полагает, что в рамках новой методики ценообразования, которая сейчас обсуждается в России, правильнее было бы формировать цену с применением широкого списка референтных стран, а не ориентироваться на самую низкую цену