концерт классика
Концертом Миреллы Френи и Николая Гяурова, певших в Большом зале консерватории программу оперных арий в сопровождении Большого симфонического оркестра им. П. И. Чайковского (БСО), в Москве завершился мини-фестиваль "Жизнь Артиста", посвященный 70-летию Владимира Федосеева. Концерт убедил ЕЛЕНУ Ъ-ЧЕРЕМНЫХ, что жизнь артиста удалась.Приветствуя юбиляра, министр культуры Михаил Швыдкой обыграл чуть высокопарное название федосеевского праздника понятной альтернативностью его некогда актуальной истине — "Тяжела и неказиста жизнь советского артиста". Не самая вежливая по сути, эта фраза, впрочем, означала лишь долготу и сложность пути, которым Владимир Федосеев пришел к своему нынешнему положению.
В отечестве и за рубежом маэстро сейчас ценим, как мало кто другой из поколения, начинавшего за железным занавесом. Он более четверти века представлял искусство СССР. И вдруг "выпрыгнул" из него прямо за пульт Венского симфонического оркестра, главным дирижером которого Владимир Федосеев является с 1996 года. С той поры, собственно, последний из когорты великих советских дирижеров, Федосеев видится нам художником, заполнившим душевную распахнутость русской музыки рафинированностями европейского слога. Тогда как Европе он видится автором неповторимых трактовок, с русской душевностью и медлительностью подводящий музыку к неожиданному до откровения финалу.
Юбилейный фестиваль все это серьезное, как и положено, оставлял в тени. Первым был опереточный вечер — с кальмановской "Сильвой", штраусовскими вальсами-увертюрами и молодыми певцами из Австрии. Второй — вовсе камерный "Вечер при свечах", неожиданно предъявивший публике вместо почетного немецкого контратенора Йохена Ковальски (Iohen Covalski) модного среди театралов Эрика Курмангалиева. Так что ажиотаж вокруг заключительного оперного концерта был оправдан.
Программа, в шахматном порядке поделенная супругами Миреллой Френи (Mirella Freni) и Николаем Гяуровым (Nikolai Giaurov), оставляла достаточный зазор и для самих федосеевцев, выступавших в не вполне им привычном оперном амплуа. Еще не разогревшись, БСО начал россиниевской увертюрой к "Семирамиде". Чуть нарушая беглый темповый поток одышливыми цезурами, оркестр словно торопился уступить сцену звездам-визитерам. Состояние, впрочем, разделял и зал, приветствовавший выход Николая Гяурова криками "браво".
Искусство старого баса — самого русского (учился в Московской консерватории, в 1956-1958 годах пел в Большом театре) из всех зарубежных басов ХХ века — в этот вечер объяснимо демонстрировало не голос (все-таки 73 года), а долголетие и качество его актерской закваски. Она чувствовалась и в романсе Фиеско из "Симона Бокканегры" Верди, и в арии Филиппа из "Дона Карлоса". Но по-настоящему зажглась в образах "благородных стариков" — Дон Кихота Массне (сцену смерти которого публика принудила повторить на бис), генерала Гремина и безымянного героя хренниковской "Песни пьяных", кстати обязанной своим давним, советских времен дебютом именно Николаю Гяурову.
Изящество, с каким БСО аккомпанировал всем гяуровским номерам, вполне могло бы быть признано главным музыкальным достоинством вечера. Если б не два обстоятельства — потрясающее звучание БСО в прелюдии к вердиевской "Травиате", приоткрывшее, так сказать, интерпретаторские запасники Владимира Федосеева. И если бы, конечно, не Мирелла Френи.
Еще в начале концерта она очаровала неувядаемой женственностью своего сопрано в романсе Адриенны Лекуврер (правда, с пропущенной в нем предпоследней секстой). Окончательно же покорила исполнением коронной партии Татьяны Лариной, спев сцену письма из оперы Чайковского "Евгений Онегин". Исполняя Татьяну, словно самую любимую свою роль, Мирелла Френи задевала слух той тревогой, которую рождает ощущение нарушенности почти еще детского покоя — от одной лишь фразы-догадки про "обман неопытной души" (шепотом) мурашки по коже,— в сочетании с комментариями, словно "от собственного лица" Миреллы Френи. Это было так завораживающе глубоко, вокально чисто и до слез трогательно, что помимо восхищения рождало весьма тревожную мысль. Если б не юбилей Федосеева, настоящую, ту самую Татьяну Пушкина--Чайковского в России услышать так и не довелось.