В галерее «Наши художники» открылась выставка Александра Яковлева «Черный рейд»: живопись и графика художника, созданная во время трансафриканской экспедиции 1920-х годов, дополнена африканскими масками, скульптурой, украшениями и тканями. Рассказывает Игорь Гребельников.
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Выставка приурочена к публикации путевого дневника Александра Яковлева, который он вел во время экспедиции, организованной в 1924–1925 годах Андре Ситроеном, основателем автомобильной марки Citroen. Рукописи Яковлева и его матери, взявшей на себя труд переписать неразборчивые записи сына, с 1970 года хранились в РГАЛИ и потребовали солидной текстологической работы, чтобы теперь наконец предстать в виде выпущенного издательством «Искусство — ХХI век» внушительного фолианта — с научным комментарием, обилием фотографий и подборкой работ художника из частных собраний, которые представлены на выставке.
Это была уже вторая экспедиция в Африку, предпринятая Citroen. Цели автомобильного магната были вполне прагматические. Во-первых, продемонстрировать возможности нового автомобиля — первого внедорожника, оснащенного спереди колесами (которые могли дополняться лыжами), а сзади — гусеничной конструкцией с лентой из прорезиненной парусины, легко заменяемой при износе. Во-вторых, проехать вдоль и поперек всю Африку, включая неприступную Сахару. В-третьих, проложить по итогам этих вояжей возможные маршруты для самых взыскательных путешественников. Андре Ситроен подошел к делу с невиданным размахом, пригласив в путешествие фотографов и кинооператоров, зоолога для сбора экзотических видов животных и, наконец, художника Александра Яковлева, уже знаменитого в Париже работами из поездок по Китаю, Монголии и Японии (куда он был командирован из Петербурга Академией художеств, но из-за революции вернулся не в Россию, а во Францию).
На отчетной выставке в парижской галерее Шарпантье в мае 1926 года было выставлено 228 картин и рисунков Яковлева. Осенью того же года, в октябре, картины и рисунки вместе с чучелами животных, африканскими масками и скульптурой, а также автомобилями Citroen выставили в Парижском музее декоративного искусства. На следующий год вышел в прокат документальный фильм «Черный континент». Результаты экспедиции и личное участие в ней Яковлева высоко оценила Республика: художник получил французское гражданство и орден Почетного легиона. Но не менее важным оказался и успех его работ у публики — все экспонаты галерейной выставки были распроданы, и так он стал едва ли не самым успешным художником русской эмиграции.
Умеренно пряная экзотика, элегантная точность рисунка, яркий, безупречно разыгранный колорит, да и сами образы — диковинные и в то же время понятные — не то чтобы для зрителя того времени оказывались всегда в новинку. Так, в двойном портрете под длинным названием «Тити и Нарангхе, дочери вождя Эки Бондо (одна — от матери из племени мангбету, другая — от матери из племени мачага)» Яковлев повторяет иконографию «таитянских девушек» Гогена. Но хоть название и подчеркивает чисто этнографический интерес к обнимающимся девушкам, они нескрываемо эротичны, пусть в этом эротизме нет и тени того гипнотического растворения тел в палитре фона, в изображенной природе, прославившего Гогена. На картине Яковлева фигуры девушек, рисунок их набедренных повязок четко рифмуются с узором тента, под которым они сидят; именно из-за этой орнаментальности трудно удержаться от ощущения, что его картины будто созданы для украшения гостиных и спален эпохи ар-деко.
Поборников нравственности и всякого рода правозащитников могут возмутить иные страницы яковлевского путевого дневника. Например, с подробными описаниями оголений несовершеннолетних, или сценами свежевания и таксидермирования львов, гиппопотамов и прочих животных (зоолог привез из экспедиции сотни чучел млекопитающих и птиц, тысячи засушенных насекомых), или обрядовыми ритуалами и танцами порабощенных племен, разыгрываемыми на камеры. Чувствуется, что и Яковлев, описывая все эти сцены, старается держать подобающую интеллигенту дистанцию. Зато о чем он пишет взахлеб, так это о природе, свете, цветах Африки, пытаясь ухватить то, что невозможно даже ему, виртуозу, передать на холсте: «Дюны, которые так меняются даже днем в зависимости от угла, под которым на них смотрят: прямо — красно-розовые, в профиль — желтые, против света — серо-фиолетовые или даже голубые, при вечернем или утреннем свете становятся совершенно невероятными по сочетаниям. Совершенно необъяснимые краски».
Выставка в галерее «Наши художники» впервые в таком объеме представляет африканский цикл Александра Яковлева, хотя это лишь десятая часть того, что в 1926-м увидели французы на отчетной выставке в Париже. Живопись (картины художник писал по наброскам, уже после возвращения из Африки) и графические листы в точности воспроизводят персонажей и сцены, описанные в дневнике, так что лучшей иллюстрации к нему не придумать. Да и помимо дневника вне всякой иллюстративности они хороши на оптимистичный и даже сказочный лад.
Как и когда-то в Париже, экспозицию здесь дополняют маски, скульптура, украшения, вывезенные из Африки. Это первоклассные, музейного качества работы из частных коллекций. Но, кажется, они оказывают работам Яковлева не лучшую услугу. Ведь красота этих фигурок и масок теперь уже яснее, чем в 1926 году, отсылает к тому, во что эта эстетика претворилась в искусстве Старого Света. К кубизму Пикассо и Брака, скульптуре Ханса Арпа и Генри Мура, экспрессионизму Эрнста Кирхнера и примитивизму Пауля Клее — словом, к европейскому авангарду, которого так отчаянно чурался наш герой.