Братская могила

 Фото: ЕВГЕНИЙ ПАВЛЕНКО 
  
       Трагедия в Кармадонском ущелье поставила актера и режиссера Сергея Бодрова в ряд не успевших состариться народных любимцев: Джеймса Дина, Виктора Цоя, Сергея Есенина, Владимира Высоцкого.
       Сергею Бодрову-младшему не нравилось, когда его называли актером, тем более культовым. Сводя к минимуму свой актерский вклад, он невольно подчеркивал свое и без того тесное слияние с самым известным своим героем — киллером Данилой Багровым из фильма "Брат". Правда, такое отождествление сужало возможности дальнейшей актерской карьеры, и так не слишком широкие для непрофессионала Бодрова. Вероятно, с этим было связано его желание заняться самостоятельной режиссурой.
       Но внезапно сошедший ледник скорректировал его планы, открыв еще один путь, о котором он едва ли помышлял,— путь к окончательной и абсолютной канонизации того образа, в котором уже трудно отделить Бодрова от Багрова, путь, по которому прошли многие популярные звезды, не успевшие состариться.
  
  
Впрочем, на каждого народного любимца всегда находится жалкая горстка отщепенцев, которая его терпеть не может, даже посмертно. Их одолевают примерно те же завистливые мысли, что мучили поэта Рюхина при виде памятника Пушкину: "Повезло, повезло! Стрелял, стрелял в него этот белогвардеец и раздробил бедро и обеспечил бессмертие". Всегда найдется кто-то, кто намекнет, что покойный погиб как нельзя более кстати и чуть ли не сам планировал придать таким радикальным способом эстетическую законченность своему имиджу. Например, Хэмфри Богарт выражал сильные сомнения в том, что Джеймс Дин стал бы так знаменит, проживи он подольше. Но все эти шпильки и бестактности уже не в состоянии бросить тень на лик, сияющий в культурном иконостасе, как и воспоминания очевидцев о том, что безвременно ушедший кумир вел не совсем здоровый и нравственный образ жизни.
       Нюанс ситуации с Бодровым в том, что в массовом сознании практически не существует образа Сергея Сергеевича Бодрова, кандидата искусствоведения, отца двоих детей, не слишком афишировавшего свою личную жизнь, не часто появлявшегося на тусовках и вообще не склонного к богемному поведению. Есть только "наш брат" Данила Багров — кинематографическая тень Сергея Бодрова, оттеснившая хозяина на второй план. Так что, когда желтые газеты выходят с хедлайнами "За спасение Сергея Бодрова молится вся Россия", это чистая правда, только часть России молится из искренней симпатии к актеру и его персонажу, а часть — из опасения, как бы трагическая гибель ни в чем не повинного Сергея Бодрова не превратила киллера Данилу Багрова из национального героя и объекта для подражания в совсем уже икону великомученика.
       В "Брате" цепляет необычность найденного режиссером Алексеем Балабановым сочетания — хладнокровная жестокость со стеснительной улыбочкой на детском лице. Все это очень привлекательно — как кино и ровно до тех пор, пока это не выходит за пределы экрана, пока на улицах не появляются рекламные щиты, с которых глядят "наш президент" Владимир Путин и "наш брат" Данила Багров. Потому что это по сути своей завуалированное посягательство на право каждого относиться к Даниле так, как он считает нужным, право ответить на программную Данилину реплику "Не брат ты мне, гнида черножопая" той же монетой: "Не брат ты мне, гнида черносотенная". Если для кого-то этот герой — "симпатичный увалень, который в нужный момент становится жестким, сердитым и непобедимым", то для кого-то — имбецил, который убивает, будучи просто не в состоянии понять, что в том дурного. Ведь единственный способ защитить своих — не щадить чужих, а в кино, в отличие от жизни, проблемы с различением своих и чужих возникают редко.
       Сначала Сергей Бодров не знал, как отвечать на вопросы распустивших интеллигентские нюни противников жестокости: мол, не кажется ли вам, что Данила Багров не очень хороший человек? Но, осознав, какой неожиданно гигантский резонанс вызвал его обыкновенный, в общем-то, киногерой, а также тот факт, что люди воспринимают "Брата" не как кино, а как жизнь и напрочь отождествляют с Данилой исполнителя, никого убивать не собиравшегося, актер принялся формулировать оправдательную концепцию: "У меня на его счет в мозгу возникает некая метафора: мне представляются люди в первобытном хаосе, которые сидят у костра в своей пещере и ничего еще в жизни не понимают, кроме того, что им нужно питаться и размножаться. И вдруг один из них встает и произносит очень простые слова о том, что надо защищать своих, надо уважать женщин, надо защищать брата... Эти слова были первыми, но и самыми важными. Ну а в наше время эти слова просто необходимо произносить, так как оно очень напоминает тот первобытный хаос, когда вообще нет никаких правил".
  
  
Конечно, "простота" тут ключевое слово — секрет популярности Данилы Багрова, наверное, в том, что слова его всегда просты, он не дает зрителю ни малейшего повода к размышлению, ни на секунду не озадачивает его. Приятно иногда ощутить возвращение к первобытной простоте жизни с ее элементарными правилами. Тем более что наглядно доказывающий эти правила герой обаятелен и красив, но не той красотой, которая заставляет держать дистанцию, а простонародной, располагающей к себе. Смотреть на него всегда легко и приятно, что бы он ни делал: примерял шмотки в бутике, мастерил обрез с глушителем, покупал диски "Наутилуса", строил "черножопых гнид" в трамвае.
       Сам Сергей Бодров, не склонный в своих интервью к сложным умственным построениям, объяснял свой актерский "метод" так: надо просто быть самим собой. Это, кстати, мало кому из актеров удается. Взять, например, партнера Сергея Бодрова по его актерскому дебюту "Кавказский пленник" — Олега Меньшикова, смотреть на которого тоже приятно, но довольно трудно, потому что приходится напрягаться, разгадывая, что спрятано у каждого его персонажа в обязательном "двойном дне". Сложность эта оказалась совершенно неуместна в прозрачнейшем "Кавказском пленнике", где более выигрышно смотрелся дебютант Бодров, чей каждый персонаж как раз и пленяет своей абсолютной психологической прозрачностью. В "Кавказском пленнике" было очевидно, что Бодров никогда не станет таким изощренным актером, как Меньшиков, но также и то, что Меньшиков никогда не сможет сыграть главное бодровское качество, за которое его любит кинокамера. Для обозначения этого качества критики пошарили в своем словарном запасе и извлекли словосочетание "животная органика". Сергей Бодров не лицедействует, не перевоплощается на экране — он живет, как бы не замечая камеры. В какой-то момент ему надоело жить жизнью Данилы, а жить так же убедительно и ярко в других ролях, скажем, в фильмах "Стрингер" и "Восток--Запад", уже не получалось, к тому же фильмы эти особенного внимания не привлекли. Успех ролей Бодрова все прочнее стал зависеть от того, насколько тот или иной герой по психотипу напоминает ту или иную ипостась Данилы (как, например, в балабановской "Войне", где Бодров тоже сыграл героя для подражания, убежденного в своей правоте, только слоган "наш брат" был заменен на "наш командир").
Пытаясь постепенно, по-хорошему расстаться со своим героем, Бодров переметнулся на другую сторону камеры в качестве режиссера — так появился фильм "Сестры". Но и тут Данила Багров не пожелал отцепиться от Сергея Бодрова и снова заставил вывести себя на экран, хоть на пару минут, хоть без особого смысла, хоть не названного, но все равно отлично узнанного. Казавшаяся поначалу вроде бы безобидной маска прилипла намертво, и соскрести ее Сергей Бодров так и не успел: свое путешествие в вечность он начинает с паспортом на имя Данилы Багрова.
ЛИДИЯ МАСЛОВА
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...