Событие недели — "Восемь с половиной" (Otto e mezzo, 1963) Федерико Феллини (Federico Fellini), фильм, ставший для нескольких поколений советской интеллигенции воплощенным запретным плодом, идеальным и недосягаемым образцом утонченного, "экзистенциального" творчества (27 сентября, ОРТ, 0.30 *****). Одним словом, тот, кто видел шедевр Феллини, был почти что обладателем дефицитного кожаного пиджака или экземпляра "Лолиты". Эта анекдотическая роль, которую играл фильм внутри советской системы ценностей, как и его позднее, в конце 1980-х годов, явление в России (победа на Московском фестивале не в счет — именно этот непредвиденный триумф и стал причиной мстительного остракизма), оказали "Восьми с половиной" дурную услугу. Фильм был безбожно растиражирован "маленькими Феллини" по всему миру: такова, увы, судьба очень многих и многих художественных откровений. Главная революционность, а с точки зрения начала 1960-х годов даже скандальность фильма заключалась в том, что Феллини снял кино о невозможности его снимать, о творческом параличе, о бесплодии режиссера, своего несомненного альтер эго. Как это не может снимать? Да какой же он после этого режиссер? Так можно, несколько упрощая, резюмировать "естественную" реакцию. Мало того. Нарушив принятые правила кинематографического синтаксиса, Феллини безбожно смешивал реальность и грезы, римский быт и эротические фантазии своего героя. Для все еще пуританского начала 1960-х, например, сцена, где режиссер с бичом в руках подавляет восстание своего воображаемого гарема, а взбунтовавшиеся наложницы скандируют: "Любите нас до шестидесяти", была недопустимым эксгибиционизмом. Феллини не был революционером в кино, но с точки зрения утверждения авторского кино придания фильму такого же статуса высокого искусства, каковым обладала поэзия или живопись, наконец, с точки зрения возведения режиссера-нарцисса, импотенция которого столь же драгоценна, как и его творчество, на пьедестал, его роль бесценна. Как ни парадоксально это прозвучит, но есть что-то общее между "Восемью с половиной" и таким блестящим, но все-таки безусловно жанровым фильмом, как мистический триллер Алана Паркера (Alan Parker) "Сердце ангела" (Angel Heart, 1987) (3 октября, РТР, 23.35 ****). В трущобах послевоенного Нового Орлеана некий опустившийся частный сыщик, гротескная карикатура на героев Дэшиэла Хэммета и Раймонда Чендлера, должен найти джазового музыканта, без вести сгинувшего победной весной. Заказчиком выступает господин, вкусно сыгранный Робертом Де Ниро (Robert De Niro), чьи ногти-когти и глаза противоестественного цвета всем, кроме сыщика, недвусмысленно дают понять, что мы имеем дело с Князем Тьмы. Герой погружается в ад вудуистских ритуалов, подбирая по дороге выпотрошенные или сваренные трупы свидетелей. Но в финале выясняется, что искал он то же самое, что и режиссер в "Восьми с половиной": разгадку и смысл собственного существования, оказавшегося вполне призрачным. Над "поисками себя" охотно глумился гениальный Луис Бунюэль (Luis Bunuel), ветеран сюрреализма и испанской революции, анархист, безбожник, настроенный радикально антибуржуазно. "Дневная красавица" (Belle de jour, 1967) — один из лучших его фильмов и, безусловно, лучшая роль Катрин Денев (Catherine Deneuve), самоубийственно адекватной в роли ледяной буржуазки, заполняющей послеполуденную пустоту работой в шикарном борделе, где ей приходится удовлетворять самые причудливые желания клиентов (28 сентября, ТВЦ, 23.50 *****). Постоянный сценарист Бунюэля Жан-Клод Карьер (Jean-Claude Carriere) рассказывал, что их рабочий день начинался за первым мартини с подробного пересказа своих снов, некоторые из которых потом вплетались в ткань фильма. На мой вопрос, что же находилось в шкатулке клиента-японца, содержимое которой приводило в шок даже закаленных гетер из "Дневной красавицы", господин Карьер дал ответ, достойно выдержанный в стилистике фильма: "Там была фотография господина Карьера". Боюсь, что разгадки тайны шкатулки никто так и не узнает. Фригидный эротизм "Дневной красавицы" до сих пор не знает себе равных, и с ним не сравнятся вещи, гораздо более откровенные. Например, главное достоинство навороченного фильма Фрэнсиса Форда Копполы (Francis Ford Coppola) "Дракула" (Dracula, 1992) (27 сентября, РТР, 23.20 ***) в том, что режиссер вывел на поверхность скрытый, сексуальный план легенды о графе-вампире. Если до Копполы лишь подразумевалось, что тяга к крови — это гипертрофированный зов секса, то его герои настолько недвусмысленно взвизгивали и извивались в предвкушении рокового поцелуя, что лишали страшную сказку всякой таинственности. Гораздо забавнее игра с сексом, которая не выдает себя за что-то большее, например, "Аморальные истории" (Les Contes immoreaux, 1975) польского иммигранта, ставшего французским режиссером, Валериана Боровчика (Walerian Borowczyk) (29 сентября, ТВЦ, 0.30 ***). Несколько новелл повествуют о сексуальных изысках различных эпох. С точки зрения характерного для 1970-х годов гламурного эротизма забавнее всего истории графини Батории, для которой день считался неудачным, если она не принимала косметической ванны из крови девственниц. Всю новеллу по экрану стражники гоняют толпы перепуганных обнаженных наяд. А в новелле, посвященной буржуазной Франции "прекрасной эпохи", содержится заряд лукавого польского юмора, который одобрил бы и сам Бунюэль. Воспитанница монастырской школы так мается в своей спаленке, удовлетворяя зов плоти всеми подходящими и неподходящими предметами, что и не замечает, как становится жертвой чудовищного бродяги-сатира. Отдохнуть от столь сексуально-насыщенной телепрограммы получится, пожалуй, только благодаря фильму Роберта Родригеса (Robert Rodriguez) "Дети шпионов" (Spys Kids, 2000) (30 сентября, ОРТ, 15.15 ***). Уже замечено, что автор вполне взрослых "Отчаянного" и "От заката до рассвета" неуклонно впадает в детство. Его "Факультет" (1999) был рассчитан уже на студенческую аудиторию, "Дети шпионов" — поделка для младших школьников. Но свойственный режиссеру черноватый юмор придает обаяние и этой инфантильной истории о брате с сестрой, заменивших на поле битвы за спасение человечества похищенных родителей.
