В особняке на Яузской улице при стечении светской публики стартовала серия вечеринок La Maison Remy Martin Moscow House. Похожие закрытые мероприятия уже проходили в Лондоне, Манчестере, Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе. Поп-ап клуб открылся «БеспринцЫпными чтениями», которые литератор Александр Цыпкин провел вместе с актером и режиссером Максимом Виторганом. Оба рассказали «Коммерсантъ Стиль» о том, как видят дальнейшее сотрудничество и почему сегодня краткость не только сестра таланта, но и примета времени.
— Чтение вслух собственных произведений перед зрителями не самый привычный формат для писателя сегодня. Насколько вам комфортно выступать перед публикой в таком жанре?
Максим Виторган: Мне — крайне дискомфортно. Я ведь практически впервые читаю рассказы в присутствии живого автора. Боюсь и нервничаю, потому что чувствую за ним моральное право, если что-то пойдет не так, отомстить не только за себя, но и за всех авторов, которых мне до этого приходилось читать: и за Довлатова, и за Достоевского… В общем, рискую получить по шее, поэтому и взял с собой комплект хоккейных щитков. Буду читать сегодня в маске и с клюшкой. (Смеется.) А если серьезно, то, на мой взгляд, Александру Цыпкину удалось воспроизвести интонацию хорошего, выверенного застольного разговора неглупых людей.
Александр Цыпкин: Жалобы на то, что я — живой, поступают регулярно. Задумываюсь уже над тем, чтобы пойти навстречу чтецам, потому что как-то им сложно со мной живым… А если серьезно, то ни я, ни мои коллеги по «БеспринцЫпным чтениям», писатели Александр Маленков и Александр Снегирев, не ожидали, что это будет кому-то настолько интересно, чтобы полные залы собирать. Есть же аудиокниги, есть спектакли, так зачем нужно приходить на вечера, когда кто-то читает вслух? И ладно бы еще сами авторы читали — в этом есть определенный флер: вот стоит живой писатель, он художник, он так видит… интересно, а как же он видит? Но большинство наших мероприятий проходят при участии актеров (и иногда даже без участия писателей), но тем не менее пользуются популярностью. Сам до сих пор поверить не могу.
— Так много любителей чтения вслух?
А. Ц: Да, уже 30–40 представлений прошли с аншлагом. Видимо, цифровой маятник качнулся в обратную сторону: мы сейчас погружены в цифровое общество, в котором страшно не хватает настоящего контакта с человеком. Поэтому любые проявления живого человека воспринимаются гораздо ярче: ух ты, тут люди есть, не только с айфоном, а которые в реале к нам обращаются.
— А вы какой-то предварительный сценарий чтений готовите?
А. Ц.: Нет, все-таки у нас не спектакль — транскрипция режиссера и актера, где зачастую от произведения остается не так много. В чтениях у нас нет специальных режиссеров, хотя я иногда могу два слова актерам сказать. Но вы же понимаете, как можно Максиму или Константину Хабенскому что-то сказать? Они ответят: не мешай работать, а? На этом вся моя режиссура и заканчивается. Кстати, я думаю, что зрителей ведет еще такое божественное чувство, как лень. Читать-то тоже сегодня многим лениво, а вот прийти и послушать хорошие произведения — это уже другое дело.
— То есть слушание не так утомляет?
А. Ц: Рассказы должны быть короткими, это важно. Если встать и прочесть главы «Войны и мира», то не многие выдержат до финала. А когда в течение вечера читают десять коротких историй, в которых как-то утрамбованы события и переживания, это интересно. Еще важно, чтобы рассказы были разными по жанру. Помню, мы делали мероприятия, когда читались только комедийные вещи, и они пользовались гораздо меньшим успехом, чем вечера, в которых есть рассказы драматические, трагические и веселые. Зрителю нужны «качели» переживания. Вообще мы рады, что чтения стали входить в моду.
— Легко ли актеру и автору донести полноценно историю через такой короткий текст? Сложнее, чем если бы было пространство для вживания в образ или написания произведения?
М. В.: Некоторые выдающиеся актеры умудрялись это сделать вообще без слов. Мне на это требуется минимум пара рассказов. Мы, наоборот, пытаемся выбрасывать лишние слова. Рано или поздно дойдем до того, что будем просто выходить к микрофону и выразительно молчать. Поверьте, от этого будет не оторваться.
А. Ц.: Вы не слышали, как мы молчим!
М. В.: Пока мы многозначительно тянем секунд 25–30, не больше. Но тут знаете, как при растяжке, главное — тянуть.
А. Ц.: Мне самому проще писать короткие вещи. У меня есть несколько вполне оформленных рассказов в три-четыре абзаца.
М. В.: Что выдает в авторе большого художника.
А. Ц.: Нет, просто в длинной вещи надо целую вселенную придумывать, а мне лень. Во многом то, что я пишу,— трансформация социальных сетей, сетевых историй… Новый формат литературы. Все, что мне рассказывают, сначала публикуется в соцсетях как посты, а потом собирается в книжку. Мне и фильмы хочется делать короткометражные. Полтора часа смотреть — занудство какое.
М. В.: Ну, занудство — это если смотреть. А вот если участвовать, то нет. Между коротким метром и полным все-таки существенная разница гонорара, понимаете ли.
А. Ц.: Поэтому сейчас стали так популярны киноальманахи из нескольких новелл. Зритель, по сути, смотрит подряд пять-шесть короткометражек. У нас сейчас в нашем ритме жизни так спрессовалось все… Отсюда и популярность коротких вещей.
Максим Виторган и Александр Цыпкин
— На ваш взгляд, короткометражное кино сегодня может быть самодостаточным как жанр? Или все равно это только первый шаг режиссера к полному метру?
М. В.: Вполне может. Вопрос в зрителе — может ли и он быть настолько достаточен, чтобы для него стало самодостаточным короткометражное кино? Как показывает практика, любое произведение своего зрителя находит. Я услышал эту фразу еще в молодости и тогда не понимал ее смысла. А сейчас, как мне кажется, понимаю: прав тот, кому нравится. Если человек испытывает какое-то эмоциональное подключение к фильму или книге, если у него идет отклик даже, например, на песни Стаса Михайлова, то дело не в качестве песен Стаса Михайлова, не в том, что для кого-то он плох и пуст, а в том, что у зрителя получается при помощи этой песни оторваться от себя и возвыситься над собственной жизнью. Значит, ему именно эта песня нужна. Я вот езжу на «Кинотавр», и отклики на программу короткого метра очень горячие идут. Главное, чтобы произведение нашло своего зрителя. Даже если мы выйдем на сцену читать, и по итогам нашего прочтения нас закидают бутылками, то мы же не перестанем читать, а поймем, что это не наш зритель, и пойдем искать своего.
А. Ц.: Либо зритель поймет, что не я его автор. И пойдет искать своего. На мой взгляд, тут многое связано с традицией, по которой хочется снимать полнометражные кинокартины, и с бизнесом. Пока нет четкой системы, как окупать короткий метр. В прокат же его не выпустишь. Как только такая система появится, короткий метр станет полноправным жанром для всех. И произойдет это скоро. Живой пример — клип группы «Ленинград» «Лабутены» посмотрели 100 млн человек. Думаю, это больше, чем посмотревших все отечественное кино за последний год. Сейчас фильм в среднем смотрят 0,5–1 млн зрителей. В прокате — 2 млн. А у клипа на YouTube — такой охват. Я не знаю математику и сколько заработала группа «Ленинград» на просмотре на YouTube…
М. В.: Мне кажется, это уже алгебра, а не математика.
А. Ц.: Главное, чтобы не геометрия. Но думаю, что эти суммы вполне могут быть сопоставимы с заработками на российском кино. Потому что российское кино зарабатывает нечасто. Соответственно, если раскрутить короткометражный фильм в Сети, то можно обойти кинопрокат и получить охват аудитории и деньги с рекламы. Художнику так или иначе все-таки нужно внимание зрителей. Не думаю, что есть много режиссеров, согласных снять гениальный фильм, которого никто не увидит. Они лучше снимут фильм чуть менее талантливый, но который получит 1 млрд зрителей. Так что ждите скоро сериалы с сериями по 1,5–2 минуты.
— Кстати, вы сами в ближайшее время к сценариям перейти не планируете? Актер вот уже есть у вас. Не думали что-то вместе сделать?
М. В.: Я-то с удовольствием. Как раз только что задал Александру вопрос, есть ли у него сценарий или какая-нибудь история для короткометражного кино. Ответ его был расплывчат. Сказал, что есть целая книга рассказов.
А. Ц.: Есть такие планы. У меня уже какой-никакой опыт накопился в сценарной работе. Я бы с радостью сделал что-то с Максом и уверен, что это получится. Если честно, то все свои рассказы я в принципе писал с прицелом на кино либо на театр.
— Почему? Одних писательских лавров недостаточно?
А. Ц.: Я не такой мастер слова. Я как раз скорее мастер сюжетов и диалогов. Никогда не смогу, как Бунин, две страницы древесный лист описывать. Мне интереснее писать истории и разговоры между людьми. А это — сразу шаг в кино либо в театр. Есть уже предложения и возможности, поэтому я думаю, что придется забросить всю эту литературу и заняться спокойно сценарным и драматургическим действием.
— Для зрительское кино, да?
А. Ц.: Я и артхаус — это оксюморон. Мне нужно, чтобы много людей смотрели и обсуждали. Длинный кадр заката — нет, это не мое.