Вышедшая в серии "Оригинал" издательства "Олма-Пресс" книга Александра Мильштейна "Школа кибернетики" не научит ничему оригинальному. И киберпрозой это никак не назовешь. Тем не менее сборник новелл 38-летнего харьковчанина-программиста из Мюнхена останется в истории как завершающий некий показательный проект.
Воспитатель серии Борис Кузьминский только открыл для своих молодых авторов что-то вроде яслей — а серия закрылась. Если помните, в предыдущих выпусках "Оригинала" литераторы только учились основам гигиены: пробовали сами создать триллер по-западному, приключенческий роман. Теперь вот уже вместе с Александром Мильштейном в "Школе кибернетики" первые слова освоили: "Timbuktu, Faserland, Dance, dance, dance, Paul Auster, Murakami, Kracht". Довольно случайный подбор этих иностранных названий и авторов, случайно же разбросанных по тексту, нелепо воспроизводится на переплете книги ("если на клетке слона написано буйвол, не верь глазам своим"). Ну хорошо, пожалуй, из вышеприведенных больше всего Александру Мильштейну подходит юный немецкий мятежник Кристиан Крахт (Kristian Kracht), окинувший весь свой Faserland критическим и равнодушным взором. Самый запоминающийся эпизод в единственном опубликованном у нас романе Крахта: путешествующий герой, демонстративно набивает все карманы предложенными в самолете упаковками йогурта — в результате бунтовщик садится на место весь перепачканный сладкой жижей. Вот и у навороченной прозы Александра Мильштейна тоже непорядок с внешним видом: еще не обсохло на губах русское (и сильно разбавленное водой) молоко.Весь западный флер прозы Мильштейна как-то небогат: автор уже забыл, что русские игрушки с режущими полено медведями не пластмассовые, а деревянные, но еще не научился, не бравируя познаниями, описывать Манхэттен или альпийский ветер фен!!!!! (ВЕРСТКЕ: В СЛОВЕ ФЕН ПОСТАВИТЬ Е С ТОЧКАМИ) (спрашивается, а чем наш московский смог хуже?). В эмигрантской прозе всегда удивляет солидный зазор между деловитостью в устройстве на заветном Западе и такой загадочной рассеянностью в описаниях дальнейшей там жизни. Неужели дело в банальной пропаганде: мол, не езжайте сюда, бывшие соотечественники, нам и так места мало. Тогда надо территорию метить нагляднее. Концы с концами у Александра Мильштейна не сходятся: если тоска по родине заела, только воспоминания о математическом кружке в родном Дворце пионеров согревают — так самолеты же есть. Если сидеть перед дисплеем невмоготу — так ведь и дивный новый журнальный мир автором давно открыт: многие из собранных новелл уже печатались в "толстых литературных".
Автор все со словами играется: с его клавиатуры то и дело облетают наклеечки с русскими буквами и приклеиваются где попало — так и тексты его облеплены ненужными каламбурами. Но от человека, уже семь лет тусующегося с программистами со всего света в мюнхенской Силиконовой долине (у меня там, например, друзья тоже пашут на славное мировое компьютерное будущее), хочется получить что-то пожирнее. Матрицу. И побольше силикона.
Впрочем, из всего "Героя нашего силиконового времени", которым могла бы стать "Школа кибернетики", Александр Мильштейн все же написал одну главу — немецкую "Тамань". Раньше в произведениях на западную тему наших соотечественников соблазняли и портили набитые братвюрстом и "Фольксвагенами" западные прилавки — теперь русские Печорины сами нарушают мирное течение буржуазной жизни. Это они, галдя на непонятном языке и занимая рабочие места по принципу "чтобы меньше работы и больше денег", переходят границы лелеемой веками приватности.
Если прозу Александра Мильштейна можно сравнить с репетицией оркестра, то "поэма" Сергея Шаргунова "Малыш наказан" — это дробь юного барабанщика. Написано ясно и отчетливо. Автор, лауреат молодежной литературной премии "Дебют", бравирует молодостью словно Максим Галкин, воинственно заявляющий с плаката: "Мне — 26". Но, как это бывало и в прошлые времена, в тексте начинающего автора — а Сергей Шаргунов зарекомендовал себя тем, что отдал премию заключенному Эдуарду Лимонову и публикуется в газете "Завтра",— уже проглядывает тоска "вечного комсомольского лидера".
Историю Сергей Шаргунов рассказывает очень трогательную: про "малыша" и "девочку", которая "малыша" несколько постарше. Параллельно истории завоевания "девочки" вполне в модернистском духе живописуется вся "малышовая" недолгая жизнь (первые детские шалости, первая любовь и т. д.). Потом "малыш" и "девочка" расстаются — но и тут романтика не кончается. Хотя в том месте повествования, где подруга героя алчно просит его поспособствовать с публикациями, хочется сказать: "А с этого места, пожалуйста, поподробнее". Тем более что в "девочке Полине" знатоки литературно-тюремного процесса узнают поэтессу Алину Витухновскую, специфическую известность которой, правда, не перебить никакими "поэмами".
Возможно, автор даже представляет своего "малыша" в качестве претендента на звание русского Вертера — что абсолютно безопасно, поскольку начни молодежь подражать герою Сергея Шаргунова, как это было с серией самоубийств во времена Гете,— максимум, что им грозит, вместо девушки в возрасте связаться с "одногодкой блондинкой-рейвершей", что является приятным наказанием для шаргуновского "малыша".
Александр Мильштейн. Школа кибернетики. М.: ОЛМА-Пресс, 2002
Сергей Шаргунов. Александр Остапенко. Два острова. М.: ОГИ, 2002