«Картину, которую вы нашли у Геринга, написал не Вермеер Делфтский, а ван Меегерен» — говорят, когда эту фразу голландского художника Хана ван Меегерена, сидевшего в тюрьме за коллаборационизм, передали Герману Герингу во время Нюрнбергского процесса, у того стал такой вид, «будто он впервые узнал, что на свете существует зло». Врут, конечно, но красиво.
История эта обросла таким количеством мифов, что трудно отделить правду от вымысла и уж тем более выяснить, кто, что и когда сказал. Журналисты семь десятков лет переписывают ее друг у друга, добавляя новые подробности. Одни, например, утверждают, что фраза была сказана во время судебного заседания. Другие, что ван Меегерен сделал признание кому-то, кого вызвал в камеру. Третьи, что голландец сознался сразу во всех подделках, а произошло это то ли на суде, то ли в его камере… И как известно, никто не врет так, как очевидцы.
На самом деле важно только одно: в 1945 году, когда в Голландии, не знавшей тогда ни жалости, ни толерантности, ван Меегерену грозила смертная казнь за сотрудничество с нацистами и разбазаривание национального достояния (то обстоятельство, что это самое достояние было твоей собственностью, мало что меняло), художник заявил, что сотворил национальное достояние собственноручно.
Послевоенные Нидерланды были потрясены этим гораздо больше, чем можно было ожидать от страны, которая еще и не начала приходить в себя после войны. Возможно, дело в том, что в плане великой культуры у Голландии все уже было в далеком прошлом, и потерять хоть какую-то часть этого прошлого было немыслимо.
Овладение мастерством
Хенрикус Антониус ван Меегерен, вошедший в историю под своим уменьшительным именем в сочетании с фамилией, Хан ван Меегерен, считал себя гением. Причем гением, слишком высоким для того ничтожного времени, в которое ему довелось родиться. Он был хорошим художником: прекрасно рисовал и писал, обладал выдающейся техникой. Но тщеславный дух его был ничтожен.
Хенрикус родился в 1889 году, и к тому времени, когда вырос, милый его сердцу реализм в живописи безвозвратно ушел в прошлое. Ван Меегерен слегка поиграл с чем-то вроде сюрреализма, но быстро от этого отказался и вернулся к классической манере, имитировавшей голландскую живопись XVII века.
Жизнь его поначалу складывалась успешно. Уже в двадцать с небольшим ван Меегерен проявил себя как архитектор и получил почетную премию. Потом привлек внимание как художник. Консервативной публике он нравился, критикам — нет. Они признали его техническое мастерство, но упрекали в полном отсутствии самостоятельности и оригинальности. С этого началась личная — длиною в жизнь — война Хенрикуса с художественным истеблишментом.
К концу 1920-х годов критики одержали серьезную победу: выбили ван Меегерена из моды, он стал терять заказы. Однако к тому времени он уже решил сделать профессию из того, что когда-то было хобби. Еще во времена студенчества Хенрикус прекрасно умел имитировать стиль великих голландских художников XVII века. Теперь он решил подделывать их картины.
Не хотите покупать ван Меегерена, будете покупать «старых голландцев». Говорят, что будущие фальшивомонетчики всегда начинают с того, что просто ради забавы рисуют деньги…
Среди первых успешно проданных подделок (скорее всего, написанных в сотрудничестве с рано умершим партнером Тео ван Вийнгаарденом) были «Улыбающаяся девушка» и «Кружевница», выданные за работы Вермеера Делфтского и сосватанные американскому магнату и коллекционеру Эндрю Меллону. Последнюю ван Меегерен продал в 1927 году за 38 тыс. фунтов стерлингов. Пикассо, считавшийся самым коммерчески успешным художником того времени, не мог продать ни одно свое полотно даже за четверть этой суммы. Таким образом, ван Меегерен стал самым дорогим довоенным художником, но никто, кроме него самого, этого не знал.
Изготовление подделок — дело хлопотное. Не говоря о художественном мастерстве, картину надо писать на подлинном холсте XVII века красками, аналогичными тем, что использовал Вермеер,— и это только начало. Потом надо состарить картину.
Ван Меегерен обрабатывал картины формальдегидной смолой и нагревал их в специальной печи до 100–120 градусов, после чего краска растрескивалась. Затем он катал по полотнам металлический валик — трещин становилось еще больше, и полотна приобретали такой вид, будто им было по несколько сотен лет. В подлинных картинах эти микротрещины всегда забиты пылью. Известны случаи, когда подделки разоблачили только на том основании, что пыли не было,— ван Меегерен заменял пыль специальной черной тушью. Тут, правда, возникает вопрос, почему довоенные эксперты не обнаруживали формальдегидную смолу и тушь. Ответа на него нет. Так или иначе, но для своего времени подделки ван Меегерена были выполнены безупречно и все проверки прошли.
Имитатор подделывал не только Вермеера, но и других голландских художников: Герарда Терборха, Питера де Хоха, Дирка ван Бабюрена, Франса Халса... Скорее всего, некоторые подделки до сих пор не разоблачены. Ведь в какой-то момент он поставил свое доходное дело на поток. Среди самых удачных подделок начального периода «творчества» ван Меегерена — два «Вермеера»: «Женщина в голубом, читающая ноты» и «Дама и кавалер за спинетом». С последней он в 1932 году провернул свою первую по-настоящему блестящую операцию, которая показала: как аферист он был едва ли не большим художником, чем как живописец.
На тот момент ван Меегерен тщательно изучил вкусы главного тогдашнего эксперта по голландской живописи Абрахама Бредиуса, и «Дама и кавалер за спинетом» были написаны под него. Каким-то образом ван Меегерен подсунул эту работу Бредиусу, тот распознал в ней Вермеера, после чего, хоть она и не слишком понравилась другим экспертам, ее продали в одну парижскую галерею, из которой полотно выкупил немецкий банкир Фриц Маннхаймер. Теперь можно было браться за большое дело.
Великая подделка
Как у всякого художника, у ван Меегерена был свой opus magnum — «Христос в Эммаусе». И в этой истории имитатор снова показал себя невероятно изобретательным мошенником. Он не только создал подделку, но, как человек, действительно разбиравшийся в искусстве, выполнил работу, которой искусствоведы ждали.
От настоящего Вермеера до нас дошла только одна, очень ранняя, картина на религиозную тему, «Христос у Марфы и Марии», и в его творчестве она стоит особняком. Если бы не подпись, великого голландца в ней могли и вовсе не узнать.
Есть один момент, который почему-то пропустили все исследователи творчества Вермеера и подделок ван Меегерена. Это полотно по крайней мере с 1880 года находилось в Великобритании. В Голландии его не знали, но в июле—ноябре 1935 года холст привозили на две выставки: в Роттердам и в Амстердам. Неизвестная картина великого соотечественника вызвала в Голландии огромный интерес. И вряд ли было совпадением то, что своего главного «Вермеера», «Христа в Эммаусе», ван Меегерен написал в 1936-м.
Как талантливый маркетолог, ван Меегерен ответил тогда даже не на один, а сразу на два запроса общества. Во-первых, полагали, что не все картины Вермеера, заново открытого лишь в XIX веке и вошедшего в большую моду, найдены. Интерес к нему был огромен. Достаточно сказать, что даже до безумия самовлюбленный Сальвадор Дали ставил этого голландца выше себя. От Вермеера ждали новых, точнее, вновь найденных работ. В том числе и на евангельские темы. Не мог же он написать только одну картину на религиозный сюжет? К тому же эксперты были готовы к тому, что эти полотна Вермеера будут не очень похожи на его жанровые картины, как не был на них похож «Христос у Марфы и Марии».
Во-вторых, искусствоведение в значительной степени оставалось италоцентричным. В ходу уже был довольно нелепый термин «Северное Возрождение», хотя никто не смог бы сказать, что именно возрождали, скажем, великие голландские художники XV века, не имевшие никакой связи с античностью. На самом деле они продолжали и развивали готическую традицию, подняв ее на качественно новый уровень.
Так или иначе, Вермеер жил в италоцентричном мире, и ходили настойчивые слухи, что он бывал в Италии, учился там и даже испытывал некоторое влияние итальянских мастеров.
Ван Меегерен учел все это, когда писал «Христа в Эммаусе». Он создал картину на основе одноименного полотна Караваджо, влияние которого в ней явно просматривалось, как и было задумано. И разумеется, «нашли» нового «Вермеера» не где-нибудь, а в Италии.
Ван Меегерен замечательно умел использовать людей втемную. Он не мог самолично вытащить на свет Божий новый шедевр Вермеера, поэтому обратился к другу, уважаемому адвокату Буну. Показал ему картину как подлинник Вермеера и попросил отвезти ее знаменитому эксперту Абрахаму Бредиусу.
Бун просьбу выполнил. Бредиус осмотрел картину и после некоторых колебаний провозгласил ее не только подлинником, но вообще одной из лучших работ Вермеера. Мышеловка захлопнулась. За огромную для того времени сумму 520 тыс. гульденов ($235 тыс.; около $4 млн в нынешнем эквиваленте) картину купило Сообщество Рембрандта, которому помог деньгами судовладелец Виллем ван дер Ворм, и передало его известному Музею Бойманса в Роттердаме (ныне Музей Бойманса—ван Бёнингена).
Гуляет версия, восходящая к самому ван Меегерену, что изначально он собирался только разоблачить Абрахама Бредиуса как невежду. У него оставались личные счеты со знаменитым экспертом: Бредиус был одним из тех, кто не разглядел в нем великого художника. Но вскоре ван Меегерен увидел, что дело закрутилось, и решил просто заработать.
Это легенда. Большую игру не затевают со столь малой целью. К тому же ван Меегерен мог разоблачить Бредиуса и раньше, так как тот уже признавал другие его подделки подлинниками. Целью ван Меегерена было заработать, и он заработал — и тут же купил огромный особняк неподалеку от Ниццы. Он вообще был помешан на трех вещах: алкоголе, наркотиках и недвижимости. Первые две потреблял в изрядных количествах, а третью — приобретал.
Конвейер вермеера
После продажи «Христа в Эммаусе» ван Меегерену привалила Большая Удача Афериста: он нашел сразу двух очень богатых клиентов, которые еще и соревновались между собой за счастье купить его подделки. Теперь он знал, для кого работает, и уж он поработал.
Первым был судовладелец Виллем ван дер Ворм, который, профинансировав покупку «Христа в Эммаусе», решил прикупить таких хороших картин и себе, в чем ван Меегерен с радостью ему помог. Он продал ван дер Ворму «Игроков в карты» якобы Питера де Хоха за 220 тыс. гульденов (120 тыс. тогдашних или около 2,5 млн нынешних долларов) в 1939 году и «Благословение Иакова» как бы Вермеера уже за 1,27 млн гульденов (соответственно, $500 тыс. и около $6 млн) в 1942-м. Разумеется, ван Меегерен ничего не продавал лично, а действовал через известные торговые дома. Покупатель и не знал о его участии в деле.
Вторым был другой судовладелец — Даниэль Георг ван Бенинген. Ему за свою любовь к искусству пришлось заплатить еще больше. Началось с того, что еще до войны он приобрел «Пьяниц в интерьере», которых не совсем настоящему Питеру де Хоху помог написать совсем настоящий ван Меегерен.
Аппетит, как водится, пришел во время еды. В 1941-м ван Бенинген заплатил уже 475 тыс. гульденов ($225 тыс. и более $3 млн) за «Голову Христа» кисти «Вермеера». Наконец, в 1943 году ван Бенинген совершил свою самую грандиозную покупку, ради которой ему даже пришлось продать упомянутую «Голову Христа». За 1,6 млн гульденов ($600 тыс. и более $7 млн) он приобрел «Тайную вечерю», которую вместо Вермеера совсем незадолго до продажи написал все тот же Хан ван Меегерен.
Цены в долларах очень приблизительные, тем более что курс гульдена к доллару менялся (главным образом падал за годы войны), однако они дают верное представление о масштабе деятельности великого фальсификатора. За все годы «творчества» он продал подделок, по разным оценкам, на сумму от $30 млн до $60 млн в современных ценах. Впрочем, если бы того же «Христа в Эммаусе» признали подлинником сейчас, на аукционе или при частной продаже он стоил бы как минимум $400–500 млн.
Не могло остаться в стороне от приобретения этих неведомо откуда взявшихся шедевров и голландское правительство. В 1943 году оно купило за 1,3 миллиона гульденов ($500 тыс. и около $5,5 млн), 400 тыс. из которых пожертвовал щедрый ван дер Ворм, «Омовение ног», как оно полагало, Вермеера. Надо ли говорить, что и эту картину написал ван Меегерен. Между прочим, она прошла серьезную экспертизу, и известный специалист, на этот раз не Абрахам Бредиус, а де Вильд, подтвердил ее подлинность. Но самый большой и одновременно сомнительный успех ван Меегерена был впереди.
Арт-дилер рейхсмаршала
Адольф Гитлер, как известно, был художником. Не таким хорошим, как думал он сам, но и не настолько плохим, как принято считать. Вполне сносный любитель. Собственно, это едва ли не единственное, что не было в нем до конца ужасным. Художественный вкус у Гитлера был своеобразным. Он начисто не принимал определенные направления в искусстве, но Вермеера обожал. Настолько, что приватизировал один из его главных шедевров — «Мастерскую художника».
Советниками по искусству у Гитлера работали вполне компетентные люди. Так, например, прежде чем «Омовение ног» попало в Рейхсмузеум, его показали Герману Восу, директору личного музея Гитлера, и тот почему-то отказался от этой картины, несмотря на то что тогдашние эксперты признали ее подлинником.
Не попал к фюреру и последний «большой шедевр» ван Меегерена «Христос и грешница». Возможно, потому, что его перехватил Геринг, который в 1942 или 1943 году заплатил за эту картину 1,65 млн гульденов ($624 тыс. или $7 млн в нынешнем эквиваленте). Как обычно, великий имитатор продавал не напрямую. Геринг купил полотно у банкира и торговца антиквариатом Алоиса Миеди, но и тот, судя по всему, не знал, что в сделке принимает участие ван Меегерен. В последние годы своей деятельности имитатор прятался за старого школьного приятеля Яна Кока, которого, как и многих других, скорее всего, использовал втемную.
Надо отдать должное отваге ван Меегерена. Из-за пристрастия к алкоголю и наркотикам он с годами терял мастерство, и картина «Христос и грешница» оказалась достаточно топорной работой, так что риск разоблачения был велик. Однако после войны выяснилось, что найти истинного продавца «Христа и грешницы» было легче, чем распознать в этом полотне фальшивку. Американцы, нашедшие ее вместе с другими картинами в австрийских соляных шахтах, где их спрятал Геринг, вышли на ван Меегерена в два счета. Значит, это мог сделать и рейхсмаршал.
Однако угроза жизни пришла совсем с другой стороны: ван Меегерена арестовали и собирались судить за коллаборационизм, что означало для него смертную казнь. Но даже в этой ситуации ван Меегерен колебался несколько дней и только потом сделал свое заявление.
Ему не поверили. Категорически. Сочли, что коллаборационист просто пытается спасти свою шкуру.
Чуя, что дело совсем уж пахнет керосином, ван Меегерен предложил провести следственный эксперимент. Он заказал все нужные материалы и довольно быстро произвел на свет еще одного «Вермеера» — «Иисуса среди врачей» (а также «среди учителей», «среди книжников» и т. д.— этот евангельский сюжет имеет несколько названий).
Даже столкнувшись с очевидным, эксперты и юристы не сразу смогли это очевидное признать. Но тем не менее в феврале 1946 года ван Меегерена отпустили из тюрьмы.
Иногда можно столкнуться с утверждением, что голландцы встретили его чуть ли не как героя Сопротивления за то, что он обманул Геринга, но это далеко не так. Его встретили как мошенника, поскольку задолго до Геринга — и в течение 15 лет — ван Меегерен дурачил их самих. Его снова привлекли к суду, на этот раз за мошенничество. Но слава его была велика, и 12 ноября 1947 года художника приговорили всего к году заключения. Тем не менее великий имитатор умер в тюрьме. Сказалось многолетнее злоупотребление табаком, алкоголем и наркотиками, преимущественно в виде снотворных пилюль с морфином. 30 декабря 1947 года он внезапно скончался от инфаркта.
Как такое могло быть?
В Голландии ван Меегерен затуманил мозги далеко не всем. Вот, например, что написал Вилли Аупинг, куратор Музея Крёллер-Мюллер, когда узнал, что Рейхсмузеум решил купить «Омовение ног»: «В этой картине все плохо и топорно. Даже не знаю, что могу о ней сказать. Это чистый абсурд — даже на секунду предположить, что такую плохую картину мог написать великий Ян Вермеер Делфтский».
Пожалуй, очень многие, посмотрев на подделки ван Меегерена в наши дни, зададутся вопросом: как их могли принять за работы Вермеера? Первой подделкой ван Меегерена, которую довелось увидеть мне, была одна из лучших его работ — «Девушка, читающая ноты». До Вилли Аупинга мне далеко, поэтому на секунду я предположил, что это малоизвестная картина Вермеера, но и то только потому, что ее репродукция была помещена в альбоме «старого голландца». Однако наваждение тут же развеялось. Нет, не может быть. Картина в значительной степени повторяла знаменитую «Женщину в голубом, читающую письмо», но у ван Меегерена лицо девушки было более миловидным, почти конфетным, и куда менее одухотворенным, а в ухе у нее была такая же серьга, как у «Девушки с жемчужной сережкой».
Последнее, кстати, возражений не вызывало. Некоторые современные авторы смеются над экспертами 1920–1930-х годов и удивляются, как те могли не разглядеть в «Вермеере» ван Меегерена вот эту самую серьгу, которая, по их мнению, выдавала фальсифактора? На самом деле их собственное невежество просто превышает невежество тех экспертов.
Вермеер, как многие величайшие художники, в общем и целом переносил на полотна только свой собственный внутренний мир, остальное его мало волновало, и, если ему нравились какие-то вещи, он часто повторял их в своих картинах. Скажем, одна и та же желтая кофта, отороченная горностаевым мехом, фигурирует в пяти картинах, что особенно впечатляет, если учесть, что он написал менее 40 полотен.
Почти все подделки ван Меегерена являются компиляциями элементов с разных полотен Вермеера, иногда с привлечением образов с картин других художников той эпохи, что давало зрителям эффект узнавания и только помогало убеждать клиентов в подлинности полотен.
Нет, дело не в серьгах и кофтах. Был целый ряд объективных и субъективных факторов, которые работали на ван Меегерена. Не претендуя на полноту списка, перечислю некоторые из них.
1. Подделки изготавливают не на все времена, а на тот момент, когда их продают.
Нет ничего удивительного в том, что современный зритель, как это случилось со мной, видит несоответствие лиц Вермеера и ван Меегерена. Фальсификатор, сознательно или подсознательно, привносил в них характерные черты лиц людей своего времени. Этим достигался двойной эффект узнавания: с одной стороны, видели черты героев картин Вермеера, с другой — еще что-то знакомое. Однако последнее со временем начинает работать против подделки. Так, многие исследователи обратили внимание на то, что в некоторых женских типажах ван Меегерена есть что-то, пусть и совсем немного, от Марлен Дитрих. Ну а манера, в которой был написан «Христос в Эммаусе»,— это уже просто сплав из Вермеера, Караваджо и Пикассо. Только сейчас все это куда заметнее, чем в 1930-е.
2. Несведущие эксперты.
Агрессивные пробивные бездари всегда умели занимать места, к которым и близко не должны были подойти. Вилли Аупинг был способен в одно мгновение разглядеть то, что Абрахам Бредиус так и не увидел, но в данном случае авторитет обоих был обратно пропорционален их компетентности. Аупинг даже не смел высказаться вслух. Свое мнение об «Омовении ног» ван Меегерена, подменившего Вермеера, он выразил лишь в личном дневнике.
3. Невежественная пресса.
Продвижению фальшивок ван Меегерена способствовала невежественная пресса. В этом нет ничего удивительного: околокультурная журналистика, как и спортивная, живет несколько на задворках СМИ. Но если человек, пишущий о футболе, начнет завтра освещать конькобежный спорт, это вызовет недоумение. А если обозреватель «из области культуры» вчера рассказывал о показе мод, а сегодня — о выставке голландской живописи XVII века — это нормально.
Мне довелось общаться со светилами нашей «культурной журналистики», которые не знали азов итальянского Возрождения, но при этом считали себя специалистами по Италии. А на сайте одного уважаемого исторического журнала я не так давно прочел, что ван Дейк отбирал заказы у Рембрандта. Авторов нимало не смутило, что на тот момент Рембрандт жил в Амстердаме, а ван Дейк был придворным живописцем английского короля Карла I.
Не думаю, что в голландской прессе в 1930-х что-то обстояло принципиально иначе.
4. Музейный патриотизм.
Картины, попавшие в известные собрания, часто сознательно приписывают более именитым художникам. Это явление в большей степени касается неправильной атрибуции, чем подделок, но и их тоже.
Маленький пример. Дрезденская галерея, 1984 год. Мне 21 год, и я всего лишь неплохо разбираюсь в классической живописи. Увидев приписываемый Веласкесу портрет графа Оливареса, я сказал проходившей мимо очень гордой даме-экскурсоводу: «Это, конечно, Оливарес, но точно не Веласкес».
Дама мгновенно впала в холодное бешенство, и, если бы могла, отправила бы меня в «Бухенвальд», но времена, на мое счастье, были уже не те. Я был молод и глуп, а потому подумал, что она дура, я — молодец. На самом деле она лучше меня знала, что это никакой не Веласкес, но честь галереи была дороже. Сейчас этот портрет приписывают анонимному ученику Веласкеса, что соответствует действительности. Но это был вопиющий случай. Менее явные остаются неразоблаченными.
Вообще, мы не всегда представляем себе масштабы как неправильной атрибуции, так и распространенности подделок. Еще в 1880-е годы примерно из 650 полотен, написанных Рембрандтом (скорее всего, завышенная цифра), 800 находились в США. Просто страшно себе представить, сколько еще картин Рембрандт написал с тех пор. Причем многие — непосредственно в Америке.
5. Эксперты жаждут открытий.
Разоблачение 256-й подделки никогда не принесет тех лавров, что открытие шедевра. Риск, конечно, велик, но желание совершить открытие часто перевешивает. Не будь его, возможно, тот же Абрахам Бредиус не совершил бы своих бредовых ошибок.
Имитаторы имитатора
Возвращаясь напоследок к ван Меегерену, приходится признать, что его дело пережило его самого. Бедный богатый судовладелец ван Бенинген годами пытался доказать подлинность своих «Вермееров». Он настаивал на этом вплоть до своей смерти в 1955 году. Но ладно Бенинген. Все-таки судовладелец и лицо заинтересованное, однако и вполне известный бельгийский искусствовед Жан Декоен в 1951-м написал книгу, в которой настаивал на том, что по крайней мере «Христа в Эммаусе» и «Тайную вечерю» написал Вермеер Делфтский.
Ну а закончилась эта история почти фарсом.
В конце XX века на художественном рынке появились имитации имитаций, то есть подделки подделок, которые пытались выдать уже не за работы Вермеера, а за «работы ван Меегерена под Вермеера». В общем, хоть и с натяжкой, но все-таки можно сказать, что ван Меегерен был признан выдающимся художником, раз заслужил такую честь.
Шедевр или подделка? Пройдите тест
Один из самых известных фальсификаторов Хан ван Меегерен не только талантливо воспроизводил технику старых голландцев, но и ловко использовал их сюжеты и образы, вводя в заблуждение авторитетных экспертов и коллекционеров. Проверьте, сможете ли вы отличить шедевр от подделки.