интервью
В издательстве "Текст" вышла книга знаменитого французско-испанского писателя и драматурга, кинорежиссера и актера Фернандо Аррабаля. В дни Московской книжной ярмарки ФЕРНАНДО АРРАБАЛЬ приехал в Москву и дал интервью корреспонденту Ъ АНДРЕЮ Ъ-ЗАХАРЬЕВУ.Фернандо Аррабаль (Fernando Arrabal) родился в Испании в 1932 году. Учился во Франции и решил не возвращаться на родину. В 2000 году он написал книгу "Считать пропавшим без вести" о своем отце, приговоренном генералом Франко к смерти. В Испании Аррабаля признали только в 80-е — король Хуан Карлос вручил ему Золотую медаль искусств.
— Вы говорите о себе как о человеке без корней. Что вы имеете в виду?
— Я родился в Испании, но не в самой Испании, а в Африке, в испанском Марокко. Тем не менее Испания — это моя родина, которая в свое время меня изгнала и до определенной поры не признавала. Это похоже на реинкарнацию идиота Достоевского. В моем понимании — это положительный образ.
— Вы писали гневные письма генералу Франко, Фиделю Кастро. А кому бы вы написали сейчас?
— Я бы написал тому, кто доставляет мне больше всего хлопот,— моему члену. Но если вы имеете в виду политических лидеров, мне надо хотя бы пролистать газеты. Жизнь, она как роман: пропустил немного — и уже не можешь идти дальше. А я пропустил много и не знаю ни одного нынешнего политического лидера. В общем, эпоха титанов — Гитлера, Муссолини, Франко, Сталина — прошла. Я писал Франко и Кастро, и на то у меня были личные причины. Франко хотел казнить моего отца, Кастро боролся с моим творчеством — до сих пор мои пьесы ставят в театрах по всей Латинской Америке, кроме Кубы. Кстати, я бы отдал Фиделю свой загородный домик в качестве политического убежища. Благодаря этому он не разделит участь Муссолини. Его не будут таскать по улицам и вешать.
— В ваших фильмах много насилия и крови. Что для вас значат эти эпизоды?
— У меня из-за этих эпизодов возникали самые серьезные проблемы с цензурой. Не все понимают это так, как я. Для меня эти фильмы очень личные и чувствительные, поскольку многое я брал от своей биографии. В фильмах я говорю не только о жестокости, но и о любви. Во многом я отталкивался от собственного понимания и ощущения многих событий. Честно говоря, я удивлялся реакции людей на жестокие эпизоды.
— Вас считают фигурой скандальной.
— Это плохо. "Скандал" — это греческое слово, и оно означает "сеть". Таким образом, скандал представляет собой сеть, которую ставит автор на своего зрителя или читателя. Ни я, никто из моих друзей не расставляет коммерческих сетей, ни создает провокаций для своей аудитории. Этим занимаются мелкие и меркантильные люди. И я не могу понять, почему так происходит: негативная реакция людей непредсказуема, равно как и успех. Я знал людей, которые занимались чистым фарсом, но это было не скандально. А я недавно в Словакии, в Братиславе, опубликовал биографию Эль Греко, и она вызвала скандал. Ни в одной стране ничего подобного не было, а в Словакии вдруг случилось. Для меня это загадка.
— Вы будете продолжать отношения с кинематографом?
— Думаю, нет. Я сделал семь полнометражных картин и взял отдых после седьмой картины, как Господь после седьмого дня сотворения мира. Фильмы многому меня научили: любви, познанию жизни. Процесс съемок тяжел. Во время съемок у меня не существовало другой жизни. Я постоянно был сконцентрирован на картине. Я ставил кровать в монтажной и отдыхал между работой. Сейчас я уже не в той форме, чтобы снимать кино. Да и сиюминутного желания делать это у меня нет. Мои творческие планы для меня самого пока остаются неизвестными.
— Вы очень часто говорите о шахматах. Почему?
— Как говаривал Бобби Фишер, шахматы — это не подобие жизни, это сама жизнь. Я считаю, что все чемпионаты по шахматам были историческими событиями — по ним было видно, кто в мире действительно чемпион. Во время господства Испании чемпионом был испанец, во время воцарения романтизма — немец. Бобби Фишер был сильнейшим, он мечтал уничтожить коммунизм. Кстати, появление Карпова тоже не случайно. Вы знаете, когда Ленин жил в Швейцарии, на улице Шпигельштрассе, он скрывался под фамилией Карпов. И я уверен, что очередная историческая битва состоится в Москве 8-11 сентября, когда российские гроссмейстеры встретятся со сборной мира. Быть может, победа будет за Россией — маленький и слабый Давид сразится с несколькими Голиафами. Хотя, учитывая то, что в сборной мира много русских игроков, Давид сразится с самим собой.
— Кто из современных русских писателей наиболее близок вам?
— Не так-то легко ответить. Если мы возьмем пять крупнейших мировых писателей ХХ века, то среди них, несомненно, будут русские, начиная с Маяковского, это и Зиновьев, и Набоков. Однако если вы зададите такой же вопрос о греческой литературе, которая считается одной из крупнейших в мире,— много ли имен современных греческих писателей известно?
— Можем ли мы сравнить вас, испанца, оставшегося на время без родного читателя, с диссидентами советских времен?
— Я не думаю, что это очень похоже. Зиновьев, Солженицын пережили очень трудные времена. Я уж не говорю про Буковского. У меня же были проблемы только раз — при возвращении на родину в 1967 году. Меня тогда арестовали за литературу, противоречащую франкистскому режиму. Но сейчас в Испании меня воспринимают обычно, как и в других странах.
— Теперь вас будут воспринимать еще и в России. Какие у вас впечатления в связи с выходом книжки здесь?
— Писать эту книжку было не так трудно и даже приятно. Я написал четыре версии, и все они были опубликованы. Плюс я сделал адаптацию для театра. Сюжет, навеянный реальной историей, завораживал меня всю жизнь, и вот сейчас я наконец смог как-то реализовать его в своем творчестве. Это же реальная история, взорвавшая Испанию в 1935 году: главная героиня была очень красивой и образованной испанкой. И она захотела зачать ребенка и создать из него сверхчеловека. Кстати, она почему-то мне напоминает мать Бобби Фишера, которая тоже родила шахматного сверхчеловека.