Сумма ущерба по делу Кирилла Серебренникова может увеличиться, заявили следователи в суде. На данный момент она составляет 68,5 млн рублей. Как менялись финансовые претензии следствия на протяжении трех месяцев? И почему схема государственных субсидий настолько несовершенна? Выясняла Наталия Боева.
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ / купить фото
На данный момент действуют несколько схем государственного финансирования театров: госзадания — когда учреждению выделяется бюджет и тогда не нужно предоставлять акты выполненных работ, также есть субсидии и гранты, или те же госконтракты — в этом случае деньги переводятся на счет казначейства. Чтобы получить их, надо отчитаться о выполненных задачах, и только потом получить возможность оплатить работу.
Многие в этих случаях вынуждены прибегать к помощи фирм-однодневок, чтобы обналичить средства, а потом пустить деньги на выполнение все того же проекта. Фактически, если работы были выполнены, то хищения не было, объяснил управляющий партнер адвокатского бюро «Феоктистов и партнеры» Вячеслав Феоктистов: «Если защите удается доказать, что никакого умысла в хищении не было, что здесь документы оформлены с пороком фирмой-однодневкой, но на самом деле работы выполнены, расчеты произведены, в данном случае нет состава преступления. Но это очень сложно доказать».
По всей видимости, в деле Кирилла Серебренникова речь идет примерно о таких схемах.
23 мая 2017 года — в день первых обысков — в постановлении фигурировала цифра 66,5 млн рублей — только Министерство культуры выделило на проведение фестиваля «Платформа» в 2011-2014 годах. Через несколько дней под арест отправили бывших руководителей «Седьмой студии» — гендиректора Юрия Итина и главного бухгалтера Нину Масляеву. Их обвинили в хищении 1,3 млн рублей — следствие утверждало, что компания «Инфостиль» на эти деньги должна была сшить театральные костюмы для «экспериментальных спектаклей». Через месяц — в середине июня — арестовали бывшего директора «Гоголь-центра» Алексея Малобродского. Сумма предъявленных к нему претензий была больше – 2,3 млн рублей. Эти деньги должны были пойти на постановку спектакля «Сон в летнюю ночь», что якобы так и не было сделано. Хотя сотни зрителей откликнулись на призыв Кирилла Серебренникова и подтвердили, что спектакль был, и они его видели.
Получается, на тот момент говорилось о двух эпизодах хищений на общую сумму 3,5 млн рублей. А к началу августа, когда главбух Нина Масляева дала показания против своих бывших руководителей, сумма ущерба увеличилась сразу до 68,5 млн.
При таких механизмах финансирования все на крючке Минкульта, и при желании недочеты можно найти у любого и подвести под статью о непредумышленном мошенничестве, полагает доцент ГИТИСа Марина Андрейкина: «Людей вынуждают изначально заниматься странными вещами, идти на какие-то ухищрения, чтобы собственное дело сделать, очень многих на это просто подталкивают. И я думаю, что Министерство культуры прекрасно знает, как это работает. Просто вопрос в том, к кому придут».
Министр культуры назвал ситуацию вокруг Серебренникова «печальной», но подчеркнул, что это «не заказное» дело. Министерство на протяжении многих лет поддерживало режиссера и его проекты, и обижаться ему на федеральные и московские власти не стоит, подчеркнул Мединский. Со своей стороны ведомство впредь усилит контроль за приемкой документов, пообещал министр.
А вот председатель общественного совета при Минкульте Павел Пожигайло полагает, что контроль пора ослабить:
«Эти правила создали огромную почву для преступления людьми, которые это преступление вообще совершать не собираются, но вынуждены идти на какие-то риски. Я считаю, что назрела ревизия закона о госзакупках — он тормозит очень многие процессы положительные, которые, я считаю, могли бы быть при более либеральном законодательстве».
Выходит, практически все, кто связан с кино или театром, вынуждены нарушать установленные правила. Но какова ответственность государства и примут ли это во внимание следователи, пока неясно.
Следствие по делу «Седьмой студии» продлится до 19 октября — все это время режиссер будет находиться под домашним арестом.