Третий по старшинству кинофестиваль мира (старше только Венеция, а Канн — его одногодок) открылся в Локарно в 70-й раз. На юбилейном постере символически запечатлена эйфория перестройки: Рейган и Горбачев, которые впервые встретились в Швейцарии в 1985-м. О том, что изменилось с тех пор в Локарно, рассказывает Андрей Плахов.
Фото: Locarno Festival / Facebook
Тогда здесь приветствовали кино из России, и оно часто бывало отмечено наградами — золотыми, серебряными и бронзовыми «Леопардами». Их снискали «Одинокий голос человека» Александра Сокурова, «Случайный вальс» Светланы Проскуриной, «Облако-рай» Николая Досталя, список можно продолжить. Сюда приглашались огромные делегации, так что на берегу Лаго-Маджоре то и дело можно было услышать русскую речь. Однажды, погибая от жары в душном номере отеля без кондиционера, я распахнул окно четвертого этажа — и услышал, как, прогуливаясь по старому городу, делился с коллегами своими впечатлениями от фильма Луи Маля только что посмотревший его Марлен Мартынович Хуциев.
В нынешнем году я тоже различил русские слова — уже в автобусе, который вез фестивальных гостей из миланского аэропорта Мальпенса в Локарно. Ехали совсем молодые люди — участники программы «Леопарды будущего»: так что остается надежда на грядущие успехи нашего кино. Пока же в главном конкурсе юбилейного фестиваля российские фильмы отсутствуют. В программе, посвященной круглой дате, показывают «Одинокий голос человека» Сокурова, а вне конкурса — фильм Бориса Юхананова и Александра Шейна «Назидание», где России как таковой нет вовсе, а главный герой — Зинедин Зидан, чье имя фонетически созвучно названию.
Идея спустя 11 лет после памятного чемпионата мира обратиться к скандальному инциденту между легендарным французским футболистом и его итальянским противником Марко Матерацци может показаться странной и запоздалой. Некоторые зрители, покинув просмотр задолго до конца, так и не поняли, зачем закадровый голос Юхананова с дотошной подробностью воспроизводит перипетии судеб двух современных гладиаторов. Более терпеливые, однако, были вознаграждены: фильм предлагает блистательный анализ интриги, разыгравшейся на глазах у всего мира и срежиссированной самым великим постановщиком — самим Господом Богом. Юхананов — настоящий философ зрелищной культуры — помещает такое демократическое действо, как футбол, в контекст нескольких религий и культов: тут и античный рок, и христианская живопись, и каббалистика, и постулаты буддизма. В этих отсылках хватает сардонического юмора, но в сущности они вполне серьезны. И Зидан уже видится мифологическим героем, которому предназначено пройти через судьбоносное испытание. И Матерацци выглядит то змеем-искусителем, то даже ангелом истребления, посланным по указке свыше, чтобы преподать урок. И совсем уж назидательно звучит сопоставление полных экстаза и ликования футбольных ристалищ с экстатическими тоталитарными ритуалами. Печально знаменитый инцидент со спонтанным выплеском нетерпимости трактуется как предупреждение человечеству: остановитесь, пока не поздно, пусть соревновательный праздник тела и души, доведенный до высшего выражения эмоций, не превратится из игровой и символической в настоящую войну.
Среди уже показанных конкурсных фильмов есть типично фестивальные, но, похоже, Локарно решил встретить юбилей разрывом привычного шаблона. На такую роль претендует картина Сержа Бозона «Мадам Хайд», где неутомимая Изабель Юппер предстает в образе сначала нелепой училки физики, над которой издеваются ученики — в основном парни арабского происхождения. Потом происходит ключевая метаморфоза: во время лабораторного опыта мадам Жекиль настигает удар тока, и она сама становится источником воспламеняющего электричества, как метафорического, так и буквального, подпитываясь природными энергиями — грозой и полнолунием. Теперь она засовывает своих учеников в «клетку Фарадея», из которой еще вопрос, выберешься ли живым, и терроризирует округу призраком огненной женщины. При этом она продолжает свои педагогические эксперименты, вооруженная куда более агрессивной методикой,— и тут-то достигает успеха: самый трудный и, казалось, тупой из ее учеников оказывается чуть ли не физическим гением.
Безобидная недотепа мадам Жекиль в соответствии с сюжетом Стивенсона превращается в зловещую фурию мадам Хайд. Бозон, модный в узких кругах режиссер, не без изящества интерпретирует этот классический сюжет, но тщетно пытается хоть как-то его интеллектуально наполнить, например, связав с болезнями французской системы образования. Серж Бозон на все сто эксплуатирует талант Юппер, умеющей повернуть его и в комическую сторону. Но, в отличие от Михаэля Ханеке или даже Франсуа Озона, автор фильма решительно не знает, что с этим талантом делать: в результате образ героини оказывается «пережаренным» на том самом огне, что пылает внутри нее.
«Мадам Хайд» со всем ее надуманным безумием отдыхает в сравнении с бразильским мистическим триллером «Хорошие манеры» режиссеров Жулианы Рохас и Марку Дутры. И здесь тоже главные события происходят в ночи полнолуния, а событий много, хотя начало фильма, как и его название, кажется сугубо бытовым. Бедная красивая негритянка с лесбийскими склонностями нанимается прислугой к богатой беременной блондинке. Рассказывать дальнейшее содержание этой длящейся больше двух часов картины — означает впасть в грех спойлерства, который отчасти искупает то, что ее, скорее всего, никто из читателей не увидит. Ограничусь перечислением основных тем и образов: лунатизм, вампиризм, младенец, покрытый звериной шерстью, вегетарианство в качестве сомнительного средства от потенциального каннибализма. Это вам не унылое авторское кино, это сравнительно новый тип фестивального B-movie, которые особенно часто поступают из Латинской Америки.