Загнаных лебедей отменяют, не правдв ли

Самое экстравагантное "Лебединое озеро" в истории балета

фестиваль балет

       Главной сенсацией нынешнего Эдинбургского фестиваля стала новая постановка Яна Фабра — балет "Лебединое озеро" в исполнении Королевского балета Фландрии, показ которого проходит как раз в эти дни. О создании самой громкой и кассовой мировой премьеры года ТАТЬЯНЕ Ъ-КУЗНЕЦОВОЙ рассказал художник балета — историк моды АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВ.
       Ян Фабр (Jan Fabre) — бельгийский художник, режиссер, драматург, хореограф и профессиональный провокатор. Потомок знаменитого энтомолога Жана Анри Фабра (автора всемирно популярной "Жизни насекомых"). В 16 лет написал несколько пьес для театра, в 17 — начал рисовать своей кровью и выступать, спрятавшись в ящик с улитками, раскрашенными в цвета бельгийского флага. Однажды в нью-йоркской галерее Мотт сжег полученные от зрителей доллары, а потом предложил критикам сыграть с ним в русскую рулетку. Держит пари, что у него семь жизней. В этом году заочно стал причиной самого громкого московского скандала, когда в Большом театре был показан фрагмент из его спектакля "Мои движения одиноки, как бродячие псы", где актриса имитировала мастурбацию.
       — Как такой авангардист, как Ян Фабр, выбрал в соавторы вас, художника традиционного театра?
       — Думаю, меня ему предписали, потому что в Королевском балете Фландрии я работаю с 1986 года, сделал шесть постановок. Когда Фабр увидел мои первые эскизы, они ему очень не понравились, потому что были сделаны в импрессионистской манере. Он объяснил, что дело происходит в эпоху готики в королевстве, сраженном чумой. Люди и их домашние животные умирают пачками, вот почему в спектакле скелеты коровы, собаки, козы и лебедя. Смерть — вечная составляющая жизни, так что Королева и ее придворные живут в обстановке постоянных похорон. Этой страной-погостом со всеми ее смертельными отношениями управляет филин Ротбарт. Там есть карлик — один из приятелей Фабра, кривоногий, примерно метр сорок, он играет роль исполнителя кровожадных желаний Ротбарта, постоянно бегает с кинжалом и закалывает в кордебалете парочку-другую лебедей. И Доктор — статист, который ходит в кожаном балахоне до полу, подбирает недезинфицированные кожи домашних животных и уносит их куда-то сжигать. На экране-занавесе все время проецируется фильм из жизни филина, его глаза с поволокой, его клюв, его движения. Злые языки уже окрестили это передачей "Из жизни животных". Фабр, по-моему, до своей постановки никогда не видел традиционного "Лебединого", и сомневаюсь, что слышал музыку Чайковского. А когда услышал, она показалась ему очень похоронной — там постоянно звучит ощущение торжества смерти. А где не звучит (например, в национальных танцах третьего акта), он сделал купюры. Так и сказал: "Этих туристов у меня на сцене не будет".
       — Как же человек, не знающий ни одного па, мог поставить балет?
       — Надо смотреть правде в глаза: у Фабра нет хореографической выдумки, он не хореограф, он — скульптор. Но его видение — потрясающее, он не скован балетной рутиной. Богатейший визуальный ряд спектакля заслоняет все. Фабр, действительно, сказал новое слово в балете.
       — Но как он показывал движения?
       — У Фабра были две ассистентки, которые помогали перенести с видеопленки "Лебединого" (по-моему, версия Парижской оперы) то, что ему нравилось. Фабр все время исправлял Петипа, он считал, что его надо "подчистить". Движения ставил не он, а артисты балета. Там интернациональная труппа, есть японки, китаянки, итальянки и француженки, Фабр включал музыку и приказывал им импровизировать. И каждая показывала что-то свое. Он говорил: "О, вот это красивый поворот. Вот это мы вставим"; он ведь даже не знал названия никаким турам и арабескам. Поэтому в первом акте получился совершенный салат в смысле хореографии — там шесть пар делают повторяющиеся движения из школьной программы хореографического училища. Но так как классический балет многие люди видят вообще в первый раз, то они принимают это как должное. Репетиции проходили в потрясающей манере. Фабр не хотел сидеть в репетиционном зале на стуле, потому что это не соответствует: а) его величию, как он дал всем понять; б) он считает, что на все надо смотреть сверху. Поэтому ему выстроили пирамиду из станков и на верхушку водрузили стул. После чего он сказал: "Я вижу балет, как шахматы. Надо, чтобы каждый попал в свой квадрат — тогда мне будет все ясно", и велел расчертить в зале пол скотчем на квадраты. В результате балерины обращали внимание только на то, где стоит их нога — боялись, что он их отругает, а он действительно очень строг с балетными.
       — Фабр — режиссер-диктатор?
       — Безусловно, но такой, который может прислушаться к совету профессионала. Он, например, не признает никакой бутафории, не верит, что из папье-маше или из пластика можно делать вещи. Для меня это была переоценка ценностей. Ведь я воспитан на эстетике русского и советского театра, а он — на эстетике перформанса и скульптуры, где всегда пользовались всем натуральным. Поэтому он желал, чтобы на сцене все было настоящее. Мы накупили сотни шкур — енотовых, лошадиных, коровьих, овчины. Немыслимое количество лебединого пуха и перьев. Настоящие рога. Фабр заказал в зоопарке 14 живых попугаев. Их долго дрессировали, потом укрепили на специальных станках на плече каждой кордебалетной танцовщицы. Попугаи, когда услышали музыку, разгалделись и обкакали нескольких балерин. Тогда оставили одного попугая, а потом и его сняли. На сцене должны были быть козы — их тоже выкинули, потому что они блеяли под музыку. Теперь в спектакле только один живой филин на голове у Ротбарта. Разумеется, он тоже нервничает под прожекторами, все время норовит цапнуть балерину, когда она подходит близко, тоже какает, но с филином Фабр расстаться так и не смог. Еще он хотел, чтобы лебеди выходили с длиннющей, почти жирафьей лебединой шеей над головой. Я сказал, что в танце маленьких лебедей эти чучела все время будут биться клювами, потому что балерины мотают головами. Тогда Фабр говорит: "Раз так, маленьких лебедей отменяем". Он даже не подумал, что надо отменить шеи. Фабр часто обращался ко мне как к последней инстанции: "А теперь послушаем, что скажет Васильев. Он русский, старомодный и знает, как надо". "Русский" у него — синоним старомодности. Для меня крайним аргументом во всех дискуссиях было здоровье артистов — у Фабра это был настоящий пунктик. Я говорил, что они простудятся, или подскользнутся, или получат травму, и тогда он отменял особо экзотические придумки.
       — Наверное, все это стоило кучу денег?
       — Фабр — национальный герой и друг королевы. Но "Лебединое" — заказ министерства культуры Фландрии. Королевский балет не мог бы и мечтать о таких расходах. Копирайт Фабра здесь настолько велик, что сумма, которую он получил на постановку и в качестве гонорара, феноменальна в истории балетного искусства. Имя Фабра в мире современного балета стало магическим. Не знаю почему, но считается, что все, что он делает, несмотря на то что публика часто уходит из зала — и с "Лебединого" тоже, ведь четыре акта без антракта высидеть ужасно трудно, имеет эпохальное значение. Его требования настолько неадекватны, что мне пришлось пересмотреть весь собственный опыт — а ведь у меня около ста балетов. Честно говоря, я счастлив, что работал с ним. Узнать, способен ли ты выдать что-то иное, не то, что от тебя хотят всегда — это одновременно страшно и упоительно.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...