Событие недели — "Мушетт" (Mouchette, 1967) Робера Брессона (Robert Bresson) (24 августа, "Культура", 22.50 *****). Брессон — идеальный автор — пурист, аскет, одиночка, одержимый поисками абсолюта как морального, так и пластического, католик-мистик, один из заочных учителей Андрея Тарковского. Заповедью Брессона был отказ от "любой театральной или романической психологии", построение фильма на "белизне, молчании и неподвижности". В культовой книге "Заметки о кинематографе" он писал: "Рассматривай свой фильм как комбинацию движущихся линий и объемов, вне зависимости от того, что они представляют и обозначают". И еще: "Не гоняйся за поэзией. Она проникнет в фильм сама по себе, через швы". В соответствии с формулой кинокритика Сергея Добротворского, если в кадре у Брессона — человек и стена, то играет стена, а не человек. Поэтому неудивительно, что за парой исключений ни один из актеров, сыгравших главную роль в том или ином знаменитом фильме Брессона, так никогда и не сделал кинематографической карьеры: они нужны были ему лишь как движущиеся объемы, как тела, как тени на фоне гораздо более красноречивых стен. Если исходить только из этих, формальных характеристик творчества Брессона, его фильмы могут заранее показаться чем-то мертвенным, абстрактным, скучным. Отнюдь нет. Сюжеты его фильмов — клубки страстей: Достоевский был для него, как и для многих европейских интеллектуалов, образцом беспощадного и жестокого сюжетосложения. И ушибленный Достоевским, он искал святых в окружающей жизни. Искупление, благодать, нисходящая на самых неожиданных персонажей, признаны основными темами его лаконичного, но охватывающего собой четыре десятилетия французского кино творчества. Святыми для Брессона были и официально канонизированная католической церковью Жанна д`Арк, и приговоренный нацистами к смерти боец Сопротивления, полтора часа упорно ковыряющий на экране стену в камере смертников, и деревенский священник, и даже мохнорылый ослик Бальтазар, переносящий все возможные унижения от сменяющих друг друга хозяев. Мушетт не столько святая, сколько мученица и интуитивная мятежница, для которой бунт — средство самоубийственной самозащиты. Для самого Брессона эта деревенская девушка была лишь аргументом, доказывающим очевидность "нищеты и жестокости": "Она повсюду: войны, концлагеря, пытки, убийства". Замысел книги о Мушетт, по которой поставлен фильм, кстати, возник у классика французской литературы Жоржа Бернаноса (George Bernanos), когда, побывав на гражданской войне в Испании, он увидел группу крестьян-республиканцев, конвоируемых к месту казни и державших себя с ошеломившим его терпеливым достоинством. Между тем на экране нет ни войн, ни ГУЛАГа, есть лишь быт французской деревеньки, столь чернушный, что по сравнению с ним шедевры перестроечной "чернухи" показались бы волшебными сказками. Даже если на экране появляется зайчик, то только для того, чтобы незамедлительно схлопотать заряд охотничьего свинца. Мушетт 14 лет. Отец — контрабандист, алкоголик, тиран. Мать смертельно больна. В доме — нищета. Учительница и одноклассники травят Мушетт. Молодой контрабандист Арсен, которому она помогает во время приступов эпилепсии и который пробуждает в ее душе некое подобие любви, естественно, насилует ее. Мушетт отвечает на унижение по-своему, по-зверьковому. В детей швыряет, притаившись в кустах, комья грязи. По коврам внешне сочувствующих ей после смерти матери, но в глубине души безразличных горожан расхаживает в грязных калошах. И — апогей бунта — облачившись в белое платье, подаренное ей одной из городских обывательниц, раз за разом скатывается по обрыву к реке, пока колючие кусты не перестают ее удерживать и воды смыкаются над ее головой. Брессон остается единственным моралистом, представленным на экране на теленеделе. "Правила боя" (Rules of Engagement, 2000) (25 августа, РТР, 22.00 ***) Уильяма Фридкина (William Friedkin), несмотря на свою реалистическую фактуру, напоминают о том, что режиссер славен как постановщик угрюмо-сатанистского "Экзорциста" (The Exorcist, 1973). Для антиглобалистов такие фильмы, как "Правила боя", лучшее доказательство агрессивно-империалистической природы современной Америки. Честно говоря, такая оголтело-милитаристская пропаганда была редкостью даже в советском кинематографе времен холодной войны. На первый взгляд это типично-американский фильм-процесс. Боевого офицера, ветерана Вьетнама, судят за то, что, защищая американское посольство от толп взбудораженных исламистов, он отдал приказ открыть огонь по толпе, уложив на месте многие десятки аборигенов, в том числе женщин и детей. Финал фильма — триумф правосудия: герой оправдан. При общем человеконенавистническом пафосе фильма боевые эпизоды сняты впечатляюще: талант, с которым Фридкин некогда ставил сцены преследований во "Французском связном" (French Connection, 1971), не пропьешь. "Год опасной жизни" (The Year of Living Dangerously, 1982 ***) (25 августа, ОРТ, 23.55 ***) австралийца Питера Уэйра (Peter Weir) снят по канонам другого голливудского стереотипа и предлагает, так сказать, образ поведения белого человека в диких краях, альтернативный образу поведения бравого полковника, стреляющего по всему, что движется. Сняты десятки фильмов о честных журналистах или туристах, оказавшихся в ненужное время в ненужном месте и ставших бессильными свидетелями знаковых зверств ХХ века. В фильме Уэйра это журналист, приехавших летом 1965 года в Индонезию. При покровительстве президента Сукарно и поддержке маоистского Китая местная компартия готовит революцию. Генералы, соответственно, контрреволюцию. Журналист катается по стране, встречает, как водится, большую и светлую любовь и верного друга-аборигена. Все это настолько знакомо, что зритель, наслышанный про резню, в которой погиб миллион человек, уже с нетерпением ждет начала живописных зверств. И напрасно: как только резня грянет, герой получит прикладом по балде и погрузится на некоторое время в бессознательное состояние, чтобы затем — гордо и с перевязанной головой — вернуться на родину: свидетельствовать. Впрочем, есть даже такие мастера, чьи эпические фильмы о вообще-то кошмарном ХХ веке смотреть просто скучно. "Чаплин" (Chaplin, 1992) Ричарда Аттенборо (Richard Attenborough) (29 августа, РТР, 23.35 *) — пример аккуратного биографического фильма, который не имеет ровным счетом никаких причин существовать: без вдохновения, без азарта пересказанная биография великого комика. Гораздо большее удовольствие способен доставить не претендующий ни на что, но виртуозный пустячок живого классика французского кино Бертрана Тавернье (Bertrand Tavernier) "Дочь Д`Артаньяна" (La Fille de d`Artagnan, 1994) — забавная попытка возродить сам жанр фильмов "плаща и шпаги", который казался оставшимся в далеком прошлом вместе с "Капитанами", "Анжеликами" и прочими "Тайнами Бургундского двора" (26 августа, ОРТ, 18.40 ***).
